— Да… — прошептала Наташа, не оборачиваясь. Голос шелестел, растекался по комнате, словно веселящий газ. — Да, это правда…
— Нет, ты ему скажи, что он тебя совершенно не знает! — стремительно перебил её Игорь Петрович. — Скажи, что длится это не день, не два — целых три года! И будет длиться всю жизнь! И выдержать это может только сумасшедший!!! Скажи, что ты привыкла к французским духам, которые стоят больше его месячной зарплаты. И к американским сигаретам! Скажи ему, что я уже два раза лечил нервы в психушке! Скажи!
— Чего ж ты приехал? — тихо спросила Наташа. — Не долечили?
Игорь Петрович молча указал на неё рукой, апеллируя к Гуле — вот, мол, пожалуйста, типичный случай. Но отвечать не стал.
В комнате воцарилось молчание. Игорь Петрович налил себе воды из графина и, стуча зубами о графин, выпил.
— Уходите оба… — тихо сказала Наташа. Она по-прежнему стояла к ним спиной, голос её долетал до них, отражённый от стен, заглушённый шумом улицы и моря. — Уходите оба…
— Куда? — испуганно спросил Игорь Петрович.
— Уходите, куда хотите… — в третий раз повторила Наташа. — Уходите в холл и сидите там. Я буду думать. О своём решении я вас извещу…
Они вышли в холл и уселись на кожаные кресла в разных углах комнаты.
— Чапай думает! — нервно сказал Игорь Петрович и зашарил по карманам в поисках сигарет.
В холле было пусто — часы показывали время, горячо рекомендуемое врачами для приёма солнечных ванн.
Сигареты Игорь Петрович нашёл, а вот спичек не обнаружил и, поёрзав от нетерпения, направился к Гуле.
— Спичек нет?
— Не курю, — сказал Гуля.
— Ладно, — ответил Игорь Петрович и сел рядом. — Конфету хотите?
Две шоколадные конфеты лежали на протянутой ладони. Гуля неторопливо взял одну, развернул, положил в рот. Нервно начал жевать. Потом — будто сработало реле памяти — замер, и секунду спустя начал жевать медленно и сосредоточенно — как учили. Перевёл глаза на Игоря Петровича.
Игорь Петрович тоже жевал медленно и сосредоточенно — почти синхронно с Гулей. Очевидно у него это уже вошло в привычку.
Гуля поперхнулся и торопливо проглотил конфету.
Игорь Петрович невозмутимо продолжал жевать.
Так они сидели друг рядом с другом: долго, молча, неподвижно.
— Послушайте… — сказал, наконец, Игорь Петрович. — Я её безумно люблю. Безумно.
— Я тоже, — сказал Гуля.
Игорь Петрович с состраданием посмотрел на него и печально склонил голову.
— Я знал, что этим кончится, — вздохнув, сказал он. — Её нельзя не любить… Вы всего неделю знакомы, когда же успели?
— Вчера, — сказал Гуля.
Игорь Петрович покачал головой, потом протянул руку и сочувственно погладил гулино колено.
— Восхитительная женщина, — прошептал он. — Правда?
— Правда… — сказал Гуля.
— И совершенно непонятно почему!
— Совершенно непонятно… — безвольно повторил Гуля.
— Вроде бы некрасивая!
— …Некрасивая…
— Тощая!
— …Тощая!..
— И зубы кривые!
— И зубы…
— Необъяснимо!
— И не надо объяснять, — сказал Гуля.
— Что?
— Зачем объяснять? Радоваться надо. И всё…
— Вы правы… — задумчиво сказал Игорь Петрович. Потом измученно посмотрел на Гулю и подозрительно спросил: — У вас что-нибудь было?
Гуля отрицательно покачал головой. Усмехнулся.
— Что-нибудь наверно было…
— Я в известном смысле, — осторожно сказал Игорь Петрович.
— А я — в неизвестном, — спокойно ответил Гуля.
Игорь Петрович пристально посмотрел ему в глаза и успокоился.
Наташа по-прежнему стояла у окна, глядя на море. Обернулась, оглядела комнату. Пошла к стенному шкафу, достала большую спортивную сумку, с которой приехала, стала собирать вещи.
Вынула из шкафа фату, мгновенно превратив её в шарфик, повязала на шею. Поглядела в зеркало — не понравилось. Сняла.
Посреди комнаты лежали авоськи с фруктами. Взяла грушу, надкусила. Тоже не понравилось, положила грушу на стол. Взяла сумку, пошла к дверям.
Выглянула в коридор — он был пуст. Вышла из комнаты и быстро пошла в сторону, противоположную от фойе — к пожарной лестнице. Сбежала по ней вниз и через стеклянные двери выскользнула на ярко освещённую солнцем улицу…
— Дерябнем ещё по одной? — спросил Игорь Петрович и снова достал из кармана две конфеты.
— Дерябнем, — ответил Гуля.
Снова сосредоточенно начали жевать.
— Я иногда её просто ненавижу, — сказал Игорь Петрович. — И при этом всё равно её люблю. Одновременно. И люблю, и ненавижу. Как вы думаете, это нормально?