Когда они вышли из землянки, лес вдруг потемнел, помрачнел: кроны елей, ещё недавно зелёные, почернели, замерли, затаились, и всё вокруг застыло, словно перед грозой. Солнце ли зашло, воспоминания ли сделали знакомый мир чужим — кто знает?
Николай Иванович поёжился, застегнул ворот рубашки и, не оглядываясь, зашагал прочь от землянки.
Шли молча: впереди Николай Иванович, за ним Фёдор Кузьмич и Китин. Берёзов шёл как-то странно, не сзади, и не рядом — в стороне. Изредка он поглядывал на Китина, и тогда чуть заметная улыбка возникала на его губах.
Вера то и дело забегала вперёд, чтобы взглянуть на лица мужчин. Мужчины шагали сосредоточенно, сдержанно улыбались Верочке, потом снова на их лицах замирало напряжённое ожидание.
— Далеко идти? — поинтересовался Берёзов.
— Метров восемьсот, — не оборачиваясь, ответил Усов. — Там поляна, на краю — три сосны. Неподалёку — камень.
Он выговорил это спокойным, уверенным голосом, но отчего-то не пошёл дальше, а остановился, обнял рукой дерево, и так замер.
— Ребята… — раздался в тишине его шёпот. Голос прозвучал так, словно Усов собирался сказать что-то сокровенное, но вспомнил о подозрении и умолк. Николай Иванович опустился на мох, устилавший подножье дерева, странно — очень осторожно, словно боялся воздухом обжечь губы — вздохнул и тихо спросил:
— Можно, я посижу?..
— Что случилось? — спросил Берёзов.
— Ничего, — ответил Усов. — Сейчас пойдём.
— Сердце? — настороженно спросил Китин.
Усов улыбнулся — так, словно извинялся за привлечённое к себе внимание.
— Сильно? — испуганно спросила Вера.
— Сердце сильно не болит, — всё стой же растерянной улыбкой на лице сказал Николай Иванович. — Оттого разбитый нос всегда выглядит внушительнее, чем разбитое сердце…
— Где болит? — спросил Берёзов.
— Не беспокойся… — тихо сказал Николай Иванович. — Там где надо болит. И за что ты меня так ненавидишь, Берёзов? Неужели только за то, что Лизанька Герман любила меня, а не тебя? Я же не виноват, что она меня любила… Может быть, из-за этого ты и поторопился выстрелить мне в спину?
— Николай Иванович, — попыталась перебить разговор Вера. — Вы вот сюда лягте, здесь помягче будет, удобней…
— Чепуха! — решительно сказал Берёзов. — У меня с Лизой ничего не было!
— Неправда ваша, — вежливо улыбнулся Николай Иванович. — Она с тобой жила. Но не потому, что любила. От страха и отчаяния. И ты это знал.
— Ребята! — Фёдор Кузьмич Борин обежал вокруг ствола, встал между ними, плачущее его лицо заметалось от Берёзова к Усову и обратно. — Ребята, что вы такое говорите! Не было ничего этого, не было! Мы живые — и слава богу! Смотри, сколько нас. А помнишь, сколько было в школе? Ну какая разница, кто кого любил тогда? Мы все её любили — что ж тут удивительного? Здоровые мужики, лес, свежий воздух, чёрт побери. И она одна! Других-то не было! Были бы другие, может быть, в других бы влюблялись!!! Ребята, сколько можно об этом? Берёзов, Колька тебе жизнь спас, забыл? Кто тебя нашёл и с дерева снял, когда нас сбросили? Ты, между прочим, без сознания был! Не помнишь?
— Помню, — сказал Берёзов.
— А отчего застрелилась Лизанька, ты тоже помнишь? — с неожиданной для него жестокостью спросил Николай Иванович.
— Какое ты имеешь право говорить о Лизе, — сказал Китин. — Тебя не было с нами, когда это произошло.
— Не было, — прошептал Николай Иванович. — А знаю я, как ни странно, больше тебя, командир. Лиза застрелилась потому, что не могла идти с вами наравне — это святая правда. Только ослабла она совсем не потому, что заболела. А совсем наоборот. Она была беременна. От него. — Николай Иванович показал глазами на Берёзова и устало прислонил голову к стволу дерева.
— Ложь! — твёрдо сказал Берёзов.
— Подожди, — задумчиво прошептал Борин. И словно удивляясь своей памяти, вспомнил. — Она всё жаловалась, что каша недосолена. Я с ней чуть не поругался — соли было мало, а она всё выпрашивает. Я помню это, помню.
— Это не доказательство, — сказал Берёзов.
— Да, — прошептал Николай Иванович. — Доказательства приходится искать мне. От тебя их никто не требует. Тем хуже для тебя, Берёзов. Похоже, за прошедшие тридцать лет эта девочка не очень тебя беспокоила. Ты хоть место нашёл, где она похоронена? Или за тебя это пионеры сделали?
— Я отказываюсь на эту тему разговаривать, — Берёзов повернулся к Китину и спросил в упор: — Моя личная жизнь вас всех интересует больше причин гибели десанта? Погибло, напоминаю для забывчивых, шестьдесят человек!