— Кто против?
Вера подняла руку и умоляюще огляделась по сторонам.
— Кто воздержался?
Фёдор Кузьмич поднял руку и спрятал лицо от пронзительных Вериных глаз.
— А вы?! — Вера с надеждой повернулась к Китину.
— Я заинтересованное лицо, — тихо сказал Китин.
— Значит, идём? — сказал Берёзов. — Решение принято большинством голосов. Если, конечно, не принимать в расчёт Верочкин внутренний голос. — Он улыбнулся, а Вера вздрогнула, но ничего не сказала.
Дальше шли молча.
— Это где-то здесь, — наконец сказал Усов. — Вы посидите. А я поищу.
Он повернулся и, не ожидая ответа, пошёл вглубь леса. Берёзов пошёл следом. Усов услышал шаги. Остановился. Обернулся.
— Не убегу, — плохо скрывая раздражение, сказал Усов. — Не бойся.
— Я и не боюсь, — спокойно ответил Берёзов. — Куда ты убежишь… Спросить хочу…
— Спроси.
— То, что ты рассказал про Лизу… правда?
Николай Иванович поднял на него глаза. Усмехнулся. Спросил:
— А ты не знал?
— Не знал… — хмуро повторил Берёзов. — Почему ты мне не веришь?
— А почему ты мне не веришь? — вежливо спросил Усов.
— Из-за тебя погибли люди, — жёстко ответил Берёзов.
— Из-за тебя тоже, — не повышая голоса, проговорил Усов. — Один или шестьдесят, разве есть разница? Только ты почему-то считаешь, что тебе дано право судить меня. А у меня такого права нет! Или хочешь, чтоб я отпустил тебе грех? Я не пастор. А кроме того, такие, как ты, сами себе отпускают грехи.
— На мне нет греха! — крикнул Берёзов. — Она сама выбрала себе и жизнь, и смерть!
— Нет — и нет, — усмехнулся Усов. — Чего ж об этом говорить…
— Почему ты со мной так разговариваешь?!
— Как?
— Будто одолжение делаешь! Ты и тогда, в лесу таким был! За это тебя и не любили!
— Кто меня не любил?
— Все! Не веришь? Спроси у командира… Слова по простоте не скажешь. Всё время только и делаешь, что выставляешься. А люди не любят, когда их дураками считают.
— Я не считаю тебя дураком. И никогда не считал. Но это ещё хуже.
— Что — хуже?!
— Дурак, после того как он выстрелит в спину, остаётся дураком. А умный перестаёт быть умным.
— Кем же он становится? — спросил Берёзов, не сводя с Николая Ивановича глаз.
— Подлецом, — спокойно ответил Николай Иванович.
— Кто дал тебе право так со мной разговаривать?
— Ты… — тихо ответил Усов. — Когда нажал на курок. Интересно, как бы ты со мной разговаривал, если б это я выстрелил тебе в спину? Давай пофантазируем?!
— Демагогия! Тогда действовали другие законы. Поступки можно судить только по законам того времени, когда они совершились!
— Знаешь, — вздохнул Усов, — в чём разница между нами? Я и тогда, и сейчас… понимал жизнь одинаково. А ты… с тех пор… сменил точку зрения… раза три… или четыре.
— Жизнь — процесс!
— Для тебя почему-то — только судебный. Ты только тем и занят, что ищешь правых и виноватых. Ничего другого для тебя в жизни не существует. И даже ошибки тебя ничему не учат.
— Я никогда не ошибался в главном.
— Что для тебя было главным?
— Выполнять свой долг.
— Ты… хорошо спишь по ночам?.. — спросил Николай Иванович после недолгого молчания. Спросил странно, с сочувствием.
— Прекрасно! — твёрдо ответил Берёзов.
— А я нет, — грустно сказал Усов. — Мысли всякие лезут в голову.
— Какие? — подозрительно спросил Берёзов. Неожиданная смена темы разговора смутила Берёзова. Ему казалось, что Николай Иванович его разыгрывает.
— Какие?.. — Николай Иванович помолчал, потом произнёс негромко: —Теперь вот о тебе буду думать…
Берёзов усмехнулся, но новых вопросов задавать не стал.
— Самое смешное… — тихо продолжал Усов, — что ты ни слова не понял из того, что я говорил. А я, наверно, не понял тебя… И единственное, что нас объединяет — это подозрение. Да, твоё ко мне подозрение. Не будь его, мы бы стали совсем чужими людьми. Смешно!
— Я действительно не знал, что Лиза беременна, — вдруг растерянно сказал Берёзов. — Ты мне веришь?
— Верю, — сказал Усов. — В этом-то всё дело. Ты действительно не заметил того, чего нельзя было не заметить. А ты не заметил. В это я верю…
Усов хотел уйти, но новая мысль заставила его остановиться. Он повернулся к Берёзову и, внимательно глядя ему в лицо, заинтересованно спросил:
— Для тебя так важно, чтобы тебе кто-то верил? Почему?
По странной логике этого разговора Берёзов отвечать на вопрос не стал, хотя молчал долго и, казалось, обдумывал ответ.