— Знаешь, — сказал Берёзов наконец, — почему Лиза пошла со мной, а не с тобой? Ты вёл себя с ней так, будто у вас впереди вечность… А она тоже понимала… что жизнь может оборваться без предупреждения. И на разговоры времени нет. Хотя тебя она любила, а меня — нет.
— Она тебе об этом говорила?
— Да, — кивнул Берёзов.
— И тебя это не остановило?
— Нет. Наоборот. Она ведь потому и пошла со мной. Ты не любил её. А с такими как ты… стыдно… если без любви. Со мной — нет.
— Вы что же… никогда с ней не говорили о любви?..
— Потом говорили… Странно всё это было… Так что стрелял я в тебя не из-за неё…
— Скажи… Когда ты целился… в спину… ты хотел попасть?., или промазать?
— Это важно?
— Важно, — сказал Усов.
— Хотел попасть, — открыто сказал Берёзов.
— Спасибо, — спокойно сказал Усов.
— За что? — осторожно спросил Берёзов.
— За то, что промазал, — сказал Усов.
— Остановите его, — прошептал Фёдор Кузьмич. — Нельзя его оставлять одного… Да и глупо всё это… Ничего он не докажет… И мы ничего не докажем… Правда умерла… вместе с нашей молодостью… Это я вам как бывший повар говорю… Что съедено — то съедено…
— Чепуха! — зло сказал Берёзов. — Жизнь — не ресторан, и твои гастрономические сравнения… Если он честный человек, он докажет, что может честно смотреть всем в глаза! Нам! Детям, которые повяжут ему красный галстук.
— А ты… — вполголоса спросил Юрий Петрович. — Ты сможешь им смотреть в глаза? Это правда… про Лизу?
— Не знаю… — сказал Берёзов.
— Это… могло быть правдой?
Берёзов поднял к нему побледневшее лицо и твёрдо ответил:
— Могло.
— Ты знал приказ?
— Знал.
— Ты его нарушил?
— Нет! — крикнул Берёзов. — Нет… Я… Я… жалел её… Она сама этого хотела. Просила меня, да, умоляла! Вы думаете, это просто, когда тебя так обнимают?!
— Господи, — прошептал Фёдор Кузьмич. — Коля ведь уходит. Остановите же его. Юрий Петрович, что ж вы молчите?
— Я не молчу, — решительно ответил Китин. — Сейчас я буду кричать.
Он повернулся лицом к уходящему Усову и крикнул оглушительно громко:
— Боец Усов! Немедленно вернитесь!
Николай Иванович даже не обернулся. Не слышал? Или не хотел слышать?
— Я его догоню. Можно? — Всё это время Вера молчала, не понимая своей судьбы во всей этой истории, и только сейчас, почувствовав повод к какому-то действию, воспрянула духом. И покраснев от возбуждения, выпалила своё предложение.
Китин кивнул. Вера сорвалась с места и бросилась вслед Николаю Ивановичу.
— Странный у тебя характер, — медленно проговорил, не глядя на Берёзова, Китин. — Всему плохому о человеке веришь… легко и быстро… А к хорошему всегда относишься подозрительно… Ты кем работал до пенсии?
— Руководил, — сказал Берёзов.
— Чем?
— Предприятием, — уклончиво сказал Берёзов.
— И как? Успешно?
— Жалоб не было, — сказал Берёзов.
Вера догнала Усова, заступила ему дорогу, остановилась, тяжело дыша.
— Вы что же! — сказала, задыхаясь. — Я кричу — кричу, а вы хоть бы что! Не надо вам никуда идти. Мы возвращаемся.
Николай Иванович покачал головой и шагнул мимо Веры.
Она тут же схватила его за рукав, по-детски изогнулась — под рукой — и снова вынырнула перед Усовым: лицом к лицу. Усов улыбнулся. Ему нравилась настойчивость девушки.
— Ну что вы, Вера, — вежливо улыбнулся Усов. — Я ведь вполне спокоен, видите, лекарство при мне — вот, пожалуйста.
Он порылся в кармане, вытащил металлическую ампулу с таблетками, спрятал её.
— Вы думаете, я иду из-за этих глупостей, которые наговорил Берёзов? — он улыбнулся и грустно покачал головой. — Я за письмом иду. Я ведь обещал Толе Румянцеву, что доставлю, если останусь жив. Должен сдержать слово. Я давно об этом думал… И вот я здесь. Десять минут — и все дела.
Вера смущённо подняла на него глаза и растерянно сказала:
— Вы меня не обманываете?
— Ну, что вы, — улыбнулся Николай Иванович. — У него мать-старуха, да вы знаете наверное.
— Мы к ней ездили…
— Представляете, получить письмо от сына… через столько лет.
— А ваше письмо?
— Моё?
— Да. Ваше. Что вы с ним сделаете? Подарите нам для музея? Оно же вам теперь не нужно?
Усов рассмеялся.
— Если подарю письмо — отпустите?
— Отпущу, — сказала Вера. Чувствовалось, что беспрерывная погоня за историческими реликвиями для школьного музея создала неуправляемую зону в коре этого симпатичного головного мозга.