— Что? — спросила Эляна, отрывая от его плеча тёплое разнеженное лицо.
— Идиот, говорю, впереди нас! — повторил Александрас.
— Идиоты почему-то всегда впереди! — пошутила Эляна и вдруг застыла от ужаса.
Огромный тяжёлый самосвал, как невесомый спичечный коробок заплясал на дороге, завертелся юлой, пролетел несколько десятков метров боком вперёд, беспомощно скользя огромными колёсами по гладкому льду, потом каким-то чудом развернулся, ударился о вековую липу на обочине, отлетел от неё, словно мячик, и остановился, перегородив дорогу. Навстречу, неизвестно откуда взявшийся, пролетел рефрижератор с иностранным номером, его стальная иностранная физиономия закрыла спасительную щель на дороге, сзади, лязгая, как железнодорожный состав при экстренном торможении, надвигался панелевоз, водитель которого отчаянно работал тормозами, ручным и ножным.
У потерпевшего аварию самосвала вдруг откинулась кабина — или кузов — Александрас не успел понять, просто стальная махина неожиданно закрыла всё небо и стала неотвратно надвигаться — а тормоза как будто исчезли, машина плыла по льду, и не было силы, способной её удержать.
— Что это? — испуганно спросила Эляна.
— Несчастье, — прошептал Александрас, в отчаянии бросил руль, педали, понимая, что счёт жизни пошёл на секунды, и столкновение неотвратимо, и чудовищно грохочущий панелевоз — это та сила, которая сейчас вдавит их в железную арматуру самосвала, сплющит, раздавит их вместе с комфортабельной скорлупкой «Жигулей» — и вычеркнет из жизни. Он бросил руль, протянул руки к Эляне и закричал:
— Я люблю тебя, слышишь?! Я люблю тебя!!!
Из лопнувшего топливного бака самосвала хлестало топливо, панелевоз наседал, гремя и кренясь в заносе, как океанский лайнер на девятибалльной волне, Александрас тянул к Эляне обезумевшие руки, Эляна вдруг удалилась, отгородилась невидимой непреодолимой стеной, которую руки Александраса никак не могли преодолеть.
— Я люблю тебя! Прости меня! — кричал Александрас, бессмысленно пытаясь перекричать ужас, ледяной пощёчиной ударивший Эляну по лицу и оглушивший её…
Последние секунды, отпущенные для жизни, томительно истекали, он кричал ей о своей любви отчаянно и исступлённо, так, словно не было страшнее участи — умереть в ненависти и нелюбви… Он всё-таки успел обнять её…
Брошенные водителем, неуправляемые «Жигули» влетели в лужу дизельного топлива, на мгновение будто обрели разум и волю, развернулись и, опрокидываясь, выбросились с дороги на заснеженный скат, кувыркаясь через крышку. Лакированная скорлупка летела, как праздничный резиновый шарик, яркая, лёгкая, незлая, она ударялась о землю, подпрыгивала, скользила по склону на крыше, вставала на колёса и снова опрокидывалась — и так до тех пор, пока не нашла своё место, предназначенное ей для покоя… Как ни странно, она опять стала на колёса, искорёженная, измятая, лишённая стекла и обаяния — но живая… Заклинило сигнал, и машина будто кричала от боли тонким нечеловеческим голосом.
Панелевозу удалось остановиться — в двадцати сантиметрах от самосвала. Оба водителя — целые и невредимые, выпрыгнули из кабин и побежали к «Жигулям», утопая по колено в снегу… Водитель самосвала оказался низкорослым мальчишкой, лет семнадцати на вид…
Александрас и Эляна лежали на креслах, сдавленные пристяжными ремнями, их лиц нельзя было различить под липкими потоками крови, яркой, пугающей маской кровь застывала на морозе…
Мальчишка из самосвала ухватил Александраса за ногу и принялся вытаскивать тело из кабины.
Александрас вдруг отбрыкнулся — отчего мальчишка упал в снег — и шатаясь выбрался из «Жигулей».
— Вам нельзя ходить… — прошептал водитель панелевоза, начинающий полнеть седой мужчина в синем комбинезоне. — Сядьте на снег… Я сейчас принесу одеяло… Вам нельзя двигаться.
— Эляна… — прошептал Александрас.
— Я здесь… — услышали они её хриплый голос.
— Боже мой, что с тобой?! — воскликнули они в один голос и бросились друг навстречу другу.
— Кровь, сколько крови, ты ранена? — прошептал Александрас.
— Надо перевязать! — крикнул мальчишка из самосвала. — Я сейчас! — и побежал к самосвалу за аптечкой. Схватил её дрожащими руками, повернул назад, на ходу разрывая перевязочный пакет… Приложил его к голове Эляны…
— Это не кровь, — вдруг оторопело сказал он.
— А что? — испуганно спросила Эляна.
— Варенье, — сказал мальчишка.
— Варенье? — переспросил Александрас и потрогал лицо. Присмотрелся, облизнул палец…