РЁВ ТОЛПЫ.
Испуганный ПАННО шарахается прочь от ЧЕЛОВЕКА С МИКРОФОНОМ, скорчившись, забивается в угол между ареной и деревянной стеной.
ПАННО (шепчет). Что он такое говорит? Я презираю их? Я их противник? Что он такое говорит?
ЧЕЛОВЕК С МИКРОФОНОМ. Какой пугливый милашка. Ничего, пугливость не помеха (Игриво)… в кое-каких делишках… Даже напротив. Да, Мария?
РЁВ ТОЛПЫ, напоминающий смех.
ЧЕЛОВЕК С МИКРОФОНОМ. Мы начинаем. Начинаем! НАЧИНАЕМ!
Взрываются хлопушки и петарды. Волны света прокатываются над ареной. Грохочет музыка. Летят цветы.
ПАННО затравленно дрожит у деревянной стены.
ГАСНЕТ СОЛНЦЕ.
Когда через секунду оно зажигается вновь — ничего не меняется. Только посреди арены стоит МАРИЯ, или ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК АРЕНЫ. На сей раз она в своей роли — ЧЕЛОВЕКА АРЕНЫ. Плащ драпирован так, будто он лежит на боках лошади. И МАРИЯ ведёт себя, словно амазонка. В руке у неё копье. Длинное, деревянное копьё. Теперь МАРИЯ — ПИКАДОР.
ПАНЧО прислоняется к руке МАРИИ, замирает. Трепетное ожидание ласки.
А в руке копьё. Копьё должно ударить. Оно ударяет.
Тоскливо кричит ПАНЧО и навзничь падает на арену.
ПАНЧО. Меня ударили? Не может быть. За что? Показалось. Почудилось, просто почудилось. Да, но я упал? Судорога мышц. Случайная судорога мышц. Я сам упал — сам. Что же это? Разве так бывает? Разве можно бить только за то, что ты — бык?
Мгновенно возникают рядом с ПАНЧО ЛЮДИ АРЕНЫ. Все они — тоже верхом на лошадях. Вооружены длинными деревянными копьями. Движутся медленно, церемонно, будто представляют японскую пантомиму.
ПАНЧО мечется между ними, никого не касаясь. Но, странное дело, стоит ему приблизиться к ЧЕЛОВЕКУ АРЕНЫ на длину копья, как он (ПАНЧО) летит кубарем на песок, распластывается по поверхности арены и лежит, не в силах подняться. Встаёт. И опять всё повторяется сначала.
Танцуют ЛЮДИ АРЕНЫ. Танец их — медленный, странный, завораживающий — будто сон. И совершенно реально мечется между ними ПАНЧО. Ему больно. Он кричит.
ПАНЧО. Меня не бьют!.. Это только кажется! Иллюзия! Обман зрения! Меня не бьют! Судорога, временная судорога мышц! Мне не больно! Мне совсем не больно! Меня не бьют, мне это только кажется! Кажется… Кажется… (Удивлённо.) Кажется, бьют?..
Тотчас убегают ЛЮДИ АРЕНЫ. ПАНЧО остаётся один. Шатаясь, поднимается с песка. Ему плохо, болит тело, заплыл синяком глаз. Густой болезненный хрип льётся из лёгких.
Из-за стены вкрадчиво возникает ТОНИНО, или ПОСЛЕДНИЙ ЧЕЛОВЕК АРЕНЫ. Насмешливо наблюдает за ПАНЧО. Подтанцовывает поближе к нему. Метла и совок пляшут в руках.
РЁВ ТОЛПЫ, местами переходящий в свист.
ПАННО. Напрасно ждёшь… Напрасно… Может, я и глуп… но ярмо не по мне… нет, не по мне… Видишь… как всё просто. Живёшь… дышишь… любишь траву и небо, а потом приходит время превращаться в говядину первого сорта…
ТОНИНО. Что? Ты рассуждаешь? С твоими рогами и бицепсами? После такой взбучки? Ей-богу, интеллигент какой-то вшивый, а не бык. Да я бы их тут всех разнёс к чёртовой матери! Эй! Ты всё-таки идиот! Я сказал, ты идиот — что, не слышишь?
ПАННО. Помолчи немного… Я страшно устал… Мне кажется, это всё от усталости… И глупые мысли о смерти… И тоска… И противное ощущение боли… Надо отдохнуть…
ТОНИНО. Болван! Кто тебе даст отдохнуть?! Они сейчас будут здесь!
ПАННО. И опять… всё сначала?
ТОНИНО. Именно!! Есть определённые преимущества в ношении ярма. Как считаешь?
ПАННО. Да, это приятно… Быть одетым по моде…
ТОНИНО язвительно хохочет. Входит ОРЛАНДО, или ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК АРЕНЫ. ТОНИНО мгновенно перестаёт смеяться, съёживается, опускается на четвереньки и принимается яростно драить арену.
ОРЛАНДО (Панчо). С кем ты говорил? С ним?
ТОНИНО. Я только подметаю. О чём мне с ним говорить? Да и как говорить — полный рот этой паршивой пыли.
ОРЛАНДО. Заткнись. (Панчо) Я тебя спрашиваю?
ТОНИНО судорожно мнёт веник.
ПАНЧО. Нет, я говорил сам с собой.
ТОНИНО униженно скулит и пятится прочь с арены.
ОРЛАНДО. Вторая серия больнее первой.
ПАНЧО. Зачем вы мне это говорите?