Команда была в сборе. Женька, как виновник торжества, разливал коньяк по крошечным рюмкам, остальные резали лимоны или просто ждали, когда дозы будут отмерены. Наташа крутила в руках бокал с шампанским и между делом строила мужу «страшные глаза», поскольку искренне считала, что пить на работе нельзя. Правда, в то же самое время она была убеждена, что шампанское — не питье, а так, баловство. Лика тоже разглядывала пузырьки в бокале— насколько Саша ее знал, уже не в первом. Стае валялся в кресле, взгромоздив ноги на стол, и делал вид, что жгучих взглядов жены не замечает.
— Салют, ребята!
— О, кэп! Давай к столу, сегодня у нас праздник!
— Праздник или поминки?
— Это как посмотреть, — хохотнул Борис, быстренько завладев рюмкой и аппетитным желтым ломтиком. — Если ты про Женькину премию, то поминки, а если Малой после этого за ум возьмется, то наступит всем праздникам праздник.
— Стае, все хотел тебя спросить: мне вот кажется, что сидеть в кресле, закинув ноги на стол, жутко неудобно.
— Зато имидж! — Стае не улыбнулся. Он вообще никогда не улыбался, благодаря чему часто с совершенно серьезным лицом говорил такое, от чего остальные сползали под столы. — Буржуи считают, что это круто, а мы у них все подряд перенимаем. Борис, где моя рюмка?
— Вон, стоит и тебя дожидается. Иди, бери… На лице Стаса обозначилась работа мысли, затем он вскинул брови:
— Слышь, дядик Борик, я понял твой прикол. Я сейчас встану, а ты сядешь!
— Да тут кресел…
— Но мое-то теплое!
— Ладно, трепачи, минутку тишины. Евгений, за что тебе бабки обрезали?
Малой, которого вдруг назвали полным именем, почувствовал в тоне капитана официальную нотку и вытянулся в струну. По стойке «смирно» с бутылкой дорогущего коньяка он смотрелся весьма оригинально.
— Как сказал Штерн — за то, что меня позавчера убили. Саша нахмурился и непонимающим взглядом обвел членов Команды:
— Не понял? Тебя одного, что ли? Вон, Ташу, Борьку и Лонга тоже положили.
Женя посерьезнел, с лица сползло вечно дурашливое выражение. Он поставил коньяк на стол и опустил голову.
— Гога… Прости, кэп… Штерн сказал, что меня опять убили первого. И еще сказал, что если… и дальше так… то он меня… попрет.
— Вообще-то за состав команды отвечаю я, — буркнул Трошин. Поднявшееся было настроение стремительно падало. — А ты, дорогой, не считаешь, что Генрих в чем-то прав?
— Саш, ну какой из меня фехтовальщик? — взвыл мелкий, на две головы ниже Александра, Женька. — Ну ладно бы там рапирой или еще чем. Но эти ваши железки я едва поднять могу. Мне бы что попроще — автомат или лазер…
— Значит так, — прервал его капитан, — двадцать часов тренажера по классу А4.
— Сколько???
— У тебя что, с утра со слухом плохо? Я же ясно сказал: тридцать часов.
Женька намек понял. Если он еще раз откроет рот не ради коньяка, то часов будет много больше: с капитана станется, он в таких вещах шуток не понимает. Малой откозырял, надеясь, что прикладывание руки к пустой голове не будет воспринято как издевка и не вызовет прогрессии наказания, и протянул капитану рюмку.
— Ладно, — Александр усмехнулся, — да упокоится с миром премия раба Божьего Евгения и ныне и присно…
— Кэп, только не «во веки веков»! — взмолился штрафник.
— …и до следующей Арены! — закончил фразу командир.
— Аминь! — хором рявкнули все остальные и дружно отправили коньяк туда, где ему самое место.
— Ух, хорош… — отметил Александр. — Ладно, ребята, что у нас на сегодня?
— Кэп, мы же только начали! — возмутился Игнат, подбрасывая и ловя ртом дольку лимона. Столь сложная комбинация у него обычно получалась плохо, но реакция все же не подвела, и долька была подхвачена ладонью до «приземления» на колено.
— Я же не сказал «на сейчас», я сказал «на сегодня», — резонно заметил Трошин. — А это самое «сегодня» знаете во сколько заканчивается? В двадцать четыре ноль-ноль. Да и то только потому, что потом начинается «завтра».
Дверь, ведущая в помещение типа кладовки, поддавалась тяжело. Саша и Малой вошли в довольно просторную комнатку, дальний угол которой был заставлен швабрами, ведрами, какими-то коробками и прочим барахлом. Александру в который раз уже пришла в голову мысль поинтересоваться у Штерна, а кто же наводит в конторе порядок и когда это происходит. Какой бы бардак они ни сотворили, наутро всегда было чисто — только вот уборщица в штате не состояла, а Ниночка с ее полуметровыми ногтями наверняка не знает, с какого конца за швабру берутся.
Тщательно прикрыв за собой дверь, Женька отодвинул в сторону висящий на стене электрощит. Под ним обнаружилась панель с двумя десятками кнопок. Он с тоской в глазах оглянулся на командира, но взгляд Трошина был тверд, как скала. Утратив последнюю волю к борьбе, Малой со вздохом нажал на кнопку.
Раздался короткий сухой щелчок, кнопка на пару секунд загорелась красным, затем цвет изменился на зеленый. Евгений потянул на себя дверь кладовой.
Саша прекрасно знал, что никакие его попытки вытянуть из Штерна принцип работы этой двери не приведут к успеху. Скорее всего, Генрих Генрихович и сам не ведал, какие силы приходят в движение при нажатии кнопочки. Да и то сказать: а так ли уж хорошо автолюбитель знает принцип работы двигателя внутреннего сгорания… Впрочем, пример неудачный: автолюбители, по крайней мере некоторые, машину знают, хотя бы в общих чертах. Штерн — даже не автолюбитель: он просто пользуется и кодовой дверью, и прочими вещами как необходимыми предметами. Так человек, включая телевизор, обычно не задумывается над тем, как тот устроен. Работает себе — и ладно.
За порогом открылась не обшарпанная лестница, а просторная комната, буквально заваленная железом. Немало нашлось бы мужчин, готовых отдать годы жизни просто за то, чтобы побродить среди этих экспонатов, которые отнюдь не выглядели музейными. Легкие кольчуги всех размеров, прекрасные латы — не из ковкого железа, как в старину, а из отменного сплава на основе титана — прочные и не слишком тяжелые. Простые нагрудники, бахтерцы, полные латы, шлемы различных видов… Чуть подальше на стенах висели мечи, топоры, глефы, клевцы, хищно изогнутые катаны, тяжелые алебарды, кинжалы и копья. Немало было здесь и луков, арбалетов, связок со стрелами… В общем, истинный рай для любого любителя старины. Какой же мужик откажется хотя бы раз взмахнуть сверкающей сталью, услышать свист рассекаемого воздуха? Только безрукий.