Но сейчас, увидев в руках Михаила Степановича чемоданы, Татка даже растерялась. Она твердо знала: все нелады в доме только из-за него.
— Ты плакала, Маша? Что-нибудь случилось? — Михаил Степанович встревоженно протянул маме руку. Но Татка схватилась за мамины пальцы и не выпускала их.
— Ничего не случилось. Просто Татка…
— Опять напроказила?!
— Толстый, жирный, поезд пассажирный! — запрыгала Татка.
— Это так-то ты меня встречаешь? Ведь я теперь буду у вас жить.
От изумления у Татки открылся рот.
— Что? Всамделе? — Татка настороженно придвинулась к матери и еще крепче взяла ее за руку.
— Всамделе!
— Нет! — Татка посмотрела на маму, но та виновато отвела глаза в сторону. — Не хочу…
И Татка выпустила руку матери из своих рук.
Они сидели вдвоем в маминой комнате и о чем-то говорили. Татке очень хотелось послушать, но каждый раз, когда она входила, ее выставляли за дверь. Наконец она ворвалась в комнату и, торжествуя, показала на развязавшийся бант. Затем приходила застегнуть резинки, потом у нее развязался шнурок ботинка.
Вскоре им это надоело, и Михаил Степанович раздраженно сказал:
— Тата, подожди со своими шнурками! Мы тебя позовем.
Татка обиделась.
— Я к маме пришла… Мне мама говорит «неряха», когда шнурки развязаны. Вы хотите, чтоб я была неряха? — И Татка посмотрела на маму.
Но мама была строгая и сердитая.
— Полно болтать глупости. Иди играй! — Мама не завязала шнурки, оттолкнула от себя Татку и сконфуженно посмотрела на Михаила Степановича.
— Она с каждым днем становится забавнее, — пробормотал он.
Мама вдруг быстро поднялась и вышла. Михаил Степанович пожал плечами, вошел в кабинет и стал ходить по нему. Татка исподлобья следила за каждым движением Михаила Степановича. И вдруг увидела в его руках колбу с розовой водой, на которую папа разрешал ей только смотреть. Тут ее терпение лопнуло. Она отбросила в сторону плюшевого зайца и, подбежав, схватила Михаила Степановича за руку:
— Отдай!
— Что с тобой?
— Отдай лучше! — упрямо повторила Татка и, подпрыгнув, ухватила колбу. Колба выскользнула из рук, упала на пол и разбилась.
На шум прибежала мама. Но Татка даже не взглянула на нее. Она опустилась на колени и начала бережно собирать стекло.
Не сказав ни слова, мама вышла из кабинета. Татка порезала палец, но заплакала совсем не от боли. В ее маленькой голове никак не укладывалось: как это мама ничего не сказала Михаилу Степановичу, что он взял колбу, когда Татку за это наказывали!
Михаил Степанович стоял над Таткой и молчал. Когда он хотел поднять ее с пола, Татка ухватилась за ножки стула и завизжала. Потом притихла. Она всмотрелась в расплывшуюся лужу и, увидев в ней лицо «друга детства», вскочила на ноги и с ожесточением стала ее топтать, приговаривая:
— Вот тебе, вот тебе!
Михаил Степанович позвал маму и пожаловался на Татку. Но мама схватила ее на руки и, заливая йодом Таткин палец, вскрикнула:
— Помолчи!
У Михаила Степановича заалели кончики ушей, и он тяжело опустился в кресло.
Потом зазвонил телефон, мама сказала три раза:
— Да, да, да… — и, обернувшись к Татке, объявила: — Тебя ждет в детском саду папа…
Татка целый день не могла понять, почему ее не отвели в детский сад. Когда она спрашивала, мама как-то странно смотрела на нее и все время повторяла:
— Так надо, надо…
Сейчас Татка заторопилась, побежала в переднюю и набросила на себя веревочку с привязанными к ней варежками:
— Скорее, мама, скорее, а то все уйдут…
В дороге мама молчала и не спускала глаз с Татки. Или вдруг принималась ее целовать. Татка несколько раз спрашивала у нее, зачем они идут в детский сад вечером, но мама по-прежнему твердила:
— Надо…
И только у самой двери детсада она сказала:
— Прощайся с ребятами, ты уезжаешь…
Прощаться было даже весело. Но, не успев толком со всеми проститься, Татка должна была идти в машину. Там ждал ее папа.
В машине было тесно от чемоданов и ящиков. Кроме шофера, папы и Татки, никого не было. Татка примостилась у папы на коленях и спросила:
— А где же мама?
Папа нахмурился, поправил Таткин шарф, закашлялся, потом ответил:
— Она ушла домой.
— Почему?
В это мгновение из-за угла показалась мама. Она бежала, на ходу запахивая пальто. Белый платок свалился с головы, но она даже не поправляла его. Татка увидела маму и испугалась. Она закричала:
— Хочу к ма-а-ме!
Папа открыл дверцу машины, выпустил Татку на тротуар. Она бросилась к маме. Мать схватила Татку на руки и, плача, принялась целовать ее. Плакала мама так горько и безутешно, что проходившие мимо люди останавливались, а Татка не понимала, почему плачет мама, и тянула ее в машину. Но мама не шла и опять начинала твердить свое:
— Нельзя мне, так надо, надо.
Папа вышел из машины и стоял в стороне, теребя перчатки. Татка побежала к нему, хотела что-то сказать, показывая на маму, но папа остановил ее, прижал к себе и тихо, чтобы никто не слышал, сказал:
— Оставь ее, Тата. Мама теперь не наша.
Татка рванулась от папы и закричала:
— Мамочка моя, не хочу, моя!.. Поедем, мама! Поедем же!..
— Не могу. Слышишь, Тата, нельзя. Надо. Так надо, — повторяла мама, но в голосе ее уже не было решительности. Мама закрыла лицо руками. Тогда Татка вернулась к папе и гневно прошептала:
— Ну и пусть! Не надо ее брать.
Машина поехала, а мама все стояла на углу, растерянно и безразлично разглядывая мостовую.
На вокзал пришла мамина мама — Таткина бабушка. Она принесла пирожки и еще чего-то, очень много, целую авоську.
Татка давно не видала бабушку, почти два месяца. Вообще этот год бабушка не приезжала к ним домой. Сначала она все болела, а потом поссорилась с мамой и поэтому, когда звонила по телефону, то разговаривала с Таткой или с папой. Иногда в свободное время, в воскресенье, папа отвозил Татку на целый день к бабушке. Вот было весело!
Сейчас, войдя в купе, бабушка окинула все хозяйским глазом и начала командовать:
— Значит, вещи на месте. Погоди, а где плетенка с продуктами?
— Мама, да не волнуйтесь, все будет в порядке.
— Как это в порядке, когда плетенку наверх загнали? Ведь там же масло! Как ты будешь ехать четверо суток с ребенком на верхней полке, не представляю!
Таткин папа посмотрел на соседа и рассмеялся. Дипломатический ход бабушки был удачен. Через несколько секунд Татка уже сидела на нижней полке.
— Осталось семь минут. Будь осторожен, Петенька!
Неожиданно бабушка обняла папу и заплакала:
— Кто бы мог подумать! Прости и меня, старую…
— Успокойтесь, мама! — папа погладил бабушку по голове совсем как Татку, когда она плачет, достал платок и высморкался. Глаза у него покраснели. Татка тоже чуть не заплакала, но в это время объявили, что поезд должен ехать, а провожающим надо сойти. Бабушка заплакала еще сильнее, заставила папу зачем-то присесть и снова поцеловала Татку. Потом папа пошел ее проводить. Поезд ехал сначала медленно, так что бабушка успевала идти рядом и махать Татке рукой. Вдруг поезд заторопился, и сколько бы Татка ни смотрела вбок, бабушки уже не было видно. Перрон быстро сменили пригороды, и когда уже совсем скрылась Москва, в купе вошел Таткин папа.
У Татки опять было много вопросов, и главный из них — приедет ли к ним мама?
Татку так и подмывало одним махом выпалить отцу мучившие вопросы, но в купе было много народу и ни одного знакомого. Татка застеснялась, отодвинулась дальше в угол и стала думать.