Я хотел дать отбой, но телефон отключился сам. Деньги кончились.
— Да кто там грохочет? — с досадой сказал Макарка.
В калитку стучали. Судя по всему, кулаком. Пласт металлопрофиля заметно подрагивал. Ослепительно белые солнечные зайчики отпрыгивали вверх и вниз от точки, куда с той стороны приходили удары.
— Может, арендаторы пожаловали?
— В смысле?
— Выяснить, почему ворон не гоняешь…
— Да иди ты…
Мы вновь покинули хибарку и направились к воротам. Стук не утихал.
— Для грабителей вроде рановато… — пробормотал я.
Макарка не ответил. Достигнув калитки, он отвёл металлический кружок и припал к глазку. (Потрясающе! Дачная калитка была снабжена глазком!) Тут же отпрянул и повернул ко мне искажённое страхом лицо.
— Атас! Машка!.. — произнёс он одними губами. Потом во весь голос: — Минутку! Сейчас за ключом схожу…
Оттащил меня подальше и прошипел:
— Накрой чем-нибудь… Вообще замаскируй…
Я стремглав кинулся к распахнутой настежь хибарке. Едва не провалив крылечко, ворвался внутрь, огляделся. Накрыть… Чем, если у Макарки даже скатерти на столе не водилось? Сдёрнул с топчана потёртый клетчатый плед, под которым обнаружился полосатый матрас, прикрытый дырявой простынёй.
Со стороны ворот уже доносилось ленивое погромыхивание — сообразительный в минуты опасности Макарка, чтобы потянуть время, отворял их целиком.
К тому времени, когда бывшая супружеская чета поравнялась с арендованным метром пространства, куб был задрапирован полностью, а на верхней его грани (для вящего натурализма) стояли бутылка коньяка и три стопки.
— Вот это я пролетела… — восторженно язвила Маша, озираясь с любопытством на блистающий отовсюду металлопрофиль. — О! И Максик здесь… Что ж, можно было догадаться… Здравствуй, Макс! А где же этот… шофёр в ливрее?
— Какой шофёр? — туповато переспросил Макарка.
— Да весь двор уже знает, что ты шофёра нанял. И чтобы без ливреи на службу — ни-ни… О ком это?
— Обо мне, — сказал я.
Машка уставилась на меня во все глаза.
— В стирке, — пояснил я.
— Кто?
— Ливрея…
По-моему, пришла пора привести здесь наши словесные портреты. А то всё разговоры да разговоры…
Даму положено пропускать вперёд — вот с неё-то мы и начнём. Дама в теле. При благоприятном стечении обстоятельств смотрится на сороковник. Приподнятые брови, с наивной ехидцей распахнутые глаза, а губы сложены так, словно она то ли собирается вас с лёту чмокнуть, то ли присвистнуть от изумления.
Четвёртый раз замужем. Макарка у неё был третьим. Впервые попавши к ней домой, неминуемо слышишь: «Милости просим. Это моя квартира от второго брака…» Вся Машкина жизнь представляет собой череду очарований и разочарований. Уж не знаю, что ей там удалось углядеть в Макарке, но пару лет она в нём души не чаяла. Потом внезапно соскучилась и, как водится, подала на развод.
Кто же знал, что Макар Аверьянович ещё способен на неожиданности!
При этом Машка ни в коем случае не авантюристка. Семейный очаг для неё святыня, главное в отношениях — верность и преданность. Если их нет — нет и семьи. Поэтому, переспав с кем-нибудь, она тут же тащит его к венцу, а изменив, немедленно разводится.
Теперь о Макарке. Макар Аверьянович производит впечатление раз и навсегда задумавшегося человека. Но это только с виду. Когда ему и впрямь случается задуматься, на одутловатом лице его возникает болезненная гримаска — будто сердце прихватило. Классический неудачник, чем и симпатичен.
Ну и наконец ваш покорный слуга. Стареющий красавец, умница… Ладно-ладно, шучу. Не красавец, не умница — так, серединка на половинку.
— А третья стопка чья? — поинтересовалась Маша.
— Твоя.
— Вы что, заранее знали, что я подъеду?
— Н-нет… Услышали, как ты там в ворота колотишься, ну и…
С величайшим подозрением незваная гостья посмотрела сначала на меня, потом на бывшего супруга.
— Могли бы и табуретки вынести, — молвила она, словно бы уличая нас во вранье.
— Макс… — сказал Макарка.
Я устремился к распахнутой двери. А как по-другому? Пойти вдвоём означало оставить куб без присмотра. Машка была потрясена моим поступком. Когда я вернулся с парой табуреток, она ещё не опомнилась от изумления.
— Боже… Что с тобой, Максик?
— Нанялся — что продался, — по-приказчицки бойко ответил я и пошёл за третьим сиденьем.