– Да и голос твой тоже так себе. Что это за дребезжание? Разве так говорят актеры? Где твоя дикция? Разверни диафрагму!
– Ч-что?
– О никчемный актеришка! Попробуй еще раз. Добавь в голос силы. «Кто здесь?!» Примерно так. Представь, что ты в амфитеатре. Голос должен нестись вдаль. Давай. Пробуй.
– Ч-что?
– Вот за это «что» мой братец Аполлон тебя бы уже убил. И правильно! Я давно советовал ему истреблять плохих актеров или отдавать мне, в солдаты. Зачем им мучиться самим и мучить зрителей? Что у тебя вообще за акцент? Ты можешь говорить разборчивей?
– Нет. Это не мой родной язык.
– А чей же? Мой, что ли?
– Я… не понимаю. Я вообще не актер!
– Как не актер? А чего тогда стоишь в этой позе?
– Не знаю. А ты-то кто?
Возникла пауза. Казалось, незнакомец либо обдумывает такой простой вопрос, либо возмущен тем, что его вообще задали. Выяснилось, что последнее.
– Кто может быть хуже человека, выдающего себя за другого? Только невежа, который сам не знает, кто он есть! Друг мой, тебя где воспитывали? Даже спартанцу известно, что прежде чем просить собеседника представиться, нужно сначала это сделать самому!
Суровая отповедь озадачила Виктора. Но больше всего его удивила предыдущая фраза, в которой невидимый оратор сообщил, что Аполлон – его брат. Пребывая в состоянии недоумения, молодой человек ответил:
– Я – Ролт… то есть Виктор… Антипов.
– У тебя три имени?
– Нет, одно.
– Какое же из них верно?
– Не зна… Все верны.
– Получается, что три?
– Одно.
– Какое же?
– Виктор… или Ролт.
– О мой друг, я вижу, ты еще не пришел в себя. Но ничего. Такое бывает. Не все хорошо переносят переход. Как тебя звали до того, как ты сюда попал?
Вот теперь Антипов понял, что такое смешение чувств. А точнее, состояние, когда разные эмоции быстро сменяют друг друга. Сначала было глухое отчаяние, потом несказанное удивление, а сейчас – огромная радость. Собеседник знал, что с ним случилось! А значит, наверное, мог и помочь отсюда выбраться!
– Виктор, Виктор меня звали! А где я, а? Как сюда попал? Ты мне можешь помочь?! – Чувства перехлестывали через край. Молодой человек задавал бы гораздо больше вопросов, но сжавшееся горло не позволяло этого сделать.
– Спокойнее, мой друг, спокойнее. – Невидимый собеседник почувствовал состояние Антипова. – Воину не пристало так нервничать. Ты обязан с равнодушием принимать даже самые яростные удары судьбы.
Недоумение Виктора усилилось. Голос сначала принял его за актера, а теперь вот называет воином. Мелькнула даже мысль, что тот издевается, но Антипову было не до этого. Предстояло выяснить самое главное.
– Но где я?! Что со мной?! Почему я в этом теле?!
– Я же сказал тебе, чтобы ты успокоился. Даже то, что ты умер, не должно мешать вести себя подобающим образом. Хороший воин и после смерти выполняет свой долг. Некоторые устилают своими телами дорогу врагам, мешая им наступать, а другие, разлагаясь, приносят во вражеский стан смертельные болезни. Видишь, тебе есть с кого брать пример.
– Я умер?! – вскричал Виктор, реагируя лишь на ключевую фразу.
– Умер, да. И зачем об этом кричать? Кричать вообще нужно лишь в бою, чтобы напугать противника, внести панику в его ряды. Разве ты видишь противника? Нет. Здесь только деревья, звери, я и ты. Вот так, мой друг.
Антипов на минуту умолк. Его радость сменилась растерянностью. Собеседник попался сложный.
«Что за фигня? – думал Виктор. – Может быть, это все часть бреда? Неизвестно кто вещает неизвестно откуда неизвестно что. Я умер? И должен брать пример с тех, кто разлагается, устилая своими телами путь врагу? Может быть, если громко позвать врача, что-то изменится? Дежурного психиатра, например. Если подумать, то я могу быть в больнице с той же вероятностью, с какой нахожусь в лесу и выслушиваю речи какого-то сумасшедшего, принимающего себя за брата Аполлона».
Однако Виктор решил дать собеседнику да и самому себе еще один шанс. Его разум утверждал, что происходит что-то непонятное, нелепое, чего не может быть, а вот чувства говорили о другом. Они настоятельно советовали поверить, именно поверить в случившееся. Зрение, слух и обоняние в унисон твердили, что все – правда. Антипов на самом деле находится в лесу и говорит с невидимым обладателем весьма своеобразного чувства юмора. Слишком своеобразного. Нужно сделать еще одну попытку. Последнюю. Или нет. Предпоследнюю. Или что-то вроде того.
– Я спокоен и не кричу, – сказал Виктор. – И уже представился…
Негромкий смех был ему ответом.
– Это был намек, мой друг. Я понимаю. Может быть, ты не столь безнадежен, как мне показалось сначала, когда я наблюдал твое блуждание по поляне.