Митричев с четырмя красноармейцами подъехал к дому с улицы. Сквозь окна заметно было, как в доме забегали, хлопнула дверь во двор. Но в это время с огорода уже въезжала вторая пятерка. Митричев спешился и вошел во двор вместе с красноармейцами.
— Какой тут есть Степан Золотарев? — спросил он у старика, стоявшего на крыльце.
— Сын мой. Степаном зовут… В хате, больной.
— А ну, где он болеет, покажь!
В комнатах было настороженно и тихо. На постели, у стены под одеялом, лежал крупный человек с закрытыми глазами.
— Болен сын, болен, — снова жалобно оказал старик.
Человек на постели не открывал глаз.
Но Митричев быстрым взмахом руки сорвал с больного одеяло: человек оказался в одежде и сапогах.
— Что же это за больной такой, что не раздетый лежит? Замечательный больной! — засмеялся Митричев и продолжал: — вставай, вставай, сволочь белая. Вставай, но то штыком подыму! Не кобенься! Узнали!
Золотарев поднялся и сел. Его глаза блуждали по сторонам; очевидно, надежда на спасение не оставляла ею.
— Ты Золотарев?
— Я.
У Золотарева был мрачный сиплый голос.
— Ну, вылазь во двор. Бережи душу, сволота! Видали мы таких больных. Где оружие?
— Нет у меня ничего, — медленно, как бы с трудом, произнес Золотарев.
— Врешь, гадюка! А это видал? Думаешь, не узнали тебя, гада?
Митричев протянул сразу съежившемуся Золотареву найденную у убитого записку.
— Знакомо тебе это, братишка? А ну, вылазь! Веди его во двор, — сурово распорядился Митричев.
После сумрака комнаты солнечный свет слепил глаза. Золотарев шел, подобравшись, как бы готовясь к прыжку. Митричев усмехнулся.
— Не убежишь, небось. Где оружие?
Золотарев молчал.
— Готовсь! — крикнул красноармейцам Митричев.
Затворы звякнули твердым железой, дула винтовок направились ровным рядом на Золотарева.
— Слухай, белая сволочь, даешь оружие, или смерть тебе приходит на этом самом месте. Ну, даешь аль нет? Разменяем в два счета.
Золотарев побледнел: голос Митричева был решителен, маленькие отверстия дул отнимали всякую надежду на бегство. Сзади заголосила старуха. Митричев спокойно ждал.
— Опустите винтовки… скажу… — глухо выдавил из себя Золотарев.
— Отставить! — сказал Митричев и винтовки опустились.
Под клуней, в земле были зарыты десять винтовок, пулеметный замок и ящик патронов. Митричев спокойно наблюдал, как отрывали оружие, потом подошел к Золотареву и, бледнея, спросил:
— Вот этим оружием и в нас жарил, гад? С ним нашего брата ловил?
Золотарев молчал.
— Нну… — задохнулся Митричев, — нну!.. Знай, падаль, разменять я тебя не могу. Ну, только помни руку красного бойца!
Он размахнулся и с силой ударил Золотарева кулаком в лицо. Золотарев пошатнулся, но не вскрикнул, а лишь зарычал, как собака, которую пнули сапогом. Лицо его быстро залила кровь.
Курчавка подошел сзади к вытиравшему руку Митричеву и тихо сказал:
— Разменяем, браток? Скажем — убегал, ну и кокнули…
Митричев медленно повернулся к Курчавке, положил руку на кобуру нагана и, видимо сдерживая себя, проговорил:
— Товарищ дорогой, отойди. Имей дисциплину, товарищ Курчавка. Есть у тебя приказ, или нет? Сказано живым доставить — и доставим. Смотри, братишка, тут у меня в кобуре семь собак в верном шпалере. И все семь на охране белого гада Золотарева, который наших братьев резал и мучил. Отойди, братишка, а то раньше твоего времени заимеешь одну собачку!..
Через час из Уколола выезжало двое саней. Пять всадников ехали спереди, пять сзади. На первых санях лежал Золотарев и еще двое арестованных. На вторых было сложено захваченное оружие.
Ехали молча, с винтовками на боевых взводах. Митричев тронул коня шпорами, нагнал Курчавку, поехал рядом. Вынул кисет, закурил. И, затянувшись, вразумительно заговорил:
— Не горюй, браток, его песня спета. Далеко не уйдет. Дай до командира довезти. Своей рукой в Могилев отправлю, к генералу Духонину. И сколько крови этот гад повыпустил! Председателя исполкома ведь он зарезал. Зверь — а сейчас, гляди, присмирел.
Золотарев лежал спокойно: его руки были связаны за спиной и веревкой притянуты к передку саней. Он старался не смотреть ни на кого, похожий на затравленного зверя.
В Землище подводы приехали к вечеру. Отряд расположился около церкви, в приходской школе. У дверей стояли часовые.
— Зови командира! — крикнул часовым Митричев; — гадов привезли!