Стрижак-Васильева по узкому коридору провели в «голубой кабинет», который имел два выхода (тоже немалое преимущество). Его там ждал Нейбут. На нем был элегантный, тщательно выглаженный костюм. Такой костюм мог принадлежать лишь человеку, которого при любом строе волнует только один вопрос - его внешность. Нейбута можно было принять за кого угодно, но не за революционера. «Петр», «Микус», «Большой Петр», которых безуспешно разыскивала полиция Риги, Баку, Тифлиса, Чикаго и Нью-Йорка, исчезли. Перед Васильевым стоял самоуверенный и лощеный прожигатель жизни.
Они не виделись почти год, но на лице Арнольда ничего нельзя было прочесть: ни радости, ни обычного человеческого интереса. И если бы в кабинете присутствовал посторонний, он бы не поверил, что их связывает не только совместная работа, но и многолетняя дружба.
И это объяснялось не сухостью Нейбута, а его умением сдерживать себя всегда и во всем, отделять незримым барьером личные отношения от партийных. Сейчас встречались не друзья, а подпольщики. Времени у них было мало, дел много… И естественно, что все время должно было быть посвящено только делам.
Стрижак-Васильев хорошо знал Нейбута. И все же он ждал привычных вопросов, которые всегда сопутствуют встрече друзей. Но Арнольд обошелся без них.
- Итак, на готовенькое? - сказал он.
Он действительно был убежден, что после августовской конференции note 31 все вновь прибывшие «являются на готовенькое». Таким образом, «внеделовая» часть встречи исчерпалась тремя словами. После этого Нейбут перешел непосредственно к делу. Арнольд охарактеризовал положение в Омске и познакомил его с решениями конференции по тактике. Они сводились к трем основным пунктам:
«1) Задача рабочих Сибири - это вооруженная борьба за восстановление в Сибири Советской власти.
2) Эта борьба в своем процессе должна иметь три этапа своего развития. Первый этап - накопление и организация сил рабочего класса во главе с партией коммунистов, второй - организация широких масс для борьбы с реакцией и третий этап - вооруженная борьба для:
3) прорыва белогвардейского фронта, свержения белогвардейской власти в Сибири и восстановления связи с Советской Россией».
- Сейчас первый этап, - сказал Нейбут, - накопление и организация сил рабочего класса. Партийные ячейки в крупных городах уже восстановлены, они строятся по принципу замкнутых «десяток» и «пятерок». Все наши организации объявлены на военном положении. Главные практические вопросы: пропаганда, связь, оружие и информация. Вас (Нейбут даже с очень близкими людьми всегда был на «вы») предполагается использовать для разведки преимущественно политического характера. Это важнейший участок нелегальной работы. И мы, и Реввоенсовет Восточного фронта, и ЦК. РКП (б) должны знать не только все, что происходит в стане сибирской контрреволюции, но и то, что может произойти там в ближайшее время…
Так военком Стрижак-Васильев вновь стал подпольщиком. И совершилось это в «голубом кабинете» кафе «Уют».
В том же кабинете через месяц он докладывал Нейбуту сведения, полученные им от денщика атамана Красильникова. Денщик Красильникова, молодой оренбургский казак, сочувствовавший большевикам, поддерживал со Стрижак-Васильевым постоянную связь вплоть До ареста и был одним из самых ценных информаторов подпольного центра. На этот раз он сообщил о любопытном разговоре, который состоялся на квартире Красильникова между атаманом, комендантом Омска Волковым и «Ванькой-Каином». Речь шла о свержении Директории и установлении военной диктатуры, причем в качестве Диктатора назывался Колчак, только что назначенный военным министром. То, что Васильев узнал от денщика, косвенно подтверждалось также данными, поступившими из штаба Степного корпуса и французской военной миссии.
- Ваше мнение, переворот реален? - спросил Нейбут.
Вполне. Чехи под нажимом французов займут нейтральную позицию, а в самом Омске Директория не располагает никакой реальной силой, если не считать нескольких сот эсеровских боевиков.
- Дата известна?
- Пока нет. Предположительно вторая половина ноября - первая декабря.
Нейбут помолчал, что-то обдумывая, а потом сказал:
- Если переворот произойдет, то это будет началом конца… Конца сибирской контрреволюции.
- …Или началом полного истребления большевистского подполья, - возразил Стрижак-Васильев.
Нейбут упрямо покачал головой.
- Диктатура неизбежно сработает на большевиков. А когда Стрижак-Васильев заговорил об усилении репрессий и подавлении всякой оппозиции, Нейбут сказал
- Колчак набьет бочку порохом. Нам лишь останет-ся поднести к ней зажженный фитиль. Крестьяне уже сейчас недовольны. А ведь это только начало… Что же касается репрессий, то казни - паллиатив. Они не помогли удержаться Николаю II, не помогут и Колчаку. Кто бы из нас ни оказался в тюрьме или в могиле, это не изменит хода событий. Решающий фактор истории - массы, а не единицы…
И сразу же после переворота, когда в приемной «верховного правителя» и «верховного главнокомандующего» томились в ожидании прибывшие с поздравлениями депутации золотопромышленников, маслоделов, зажиточных старожильческих крестьян и земцев, в маленьком домике Карклина, где в это время жил Нейбут, собрались руководители Омской партийной организации. Они обсуждали задачи большевиков в связи с переворотом. Нейбут, кажется, выступал вторым, после Масленникова. Он говорил о новых перспективах революционной борьбы в городе и деревне. Не все были согласны с его оценкой переворота. Некоторые, так же как и Стрижак-Васильев, считали, что репрессии, неизбежные при диктатуре, замедлят темп революционной борьбы. Но Нейбут всегда умел обосновывать свою точку зрения. И он оказался прав. Вскоре после совещания в домике Карклина поступили сведения о крестьянском восстании в Степном Баджее и Пировском, которое, перекинувшись в другие места, уже в декабре 1918 года охватило многие волости Канского уезда. Восстания крестьян в Алтайской губернии, мощная волна рабочих забастовок…
И в информационном докладе подпольного Сибирского партийного центра ЦК РКП (б) указывалось: «В настоящий момент весь рабочий класс Сибири вполне ясно понимает неизбежность и необходимость восстания пролетариата и беднейшего крестьянства за свержение буржуазной диктатуры… Земля от крестьян в Сибири отобрана… Начались взыскания царских недоимок за 1914 - 1918 годы… По деревням рыскают белогвардейские карательные отряды… Дороговизна растет. Эти факты также окончательно рассеяли иллюзии «относительно демократии» приспешников буржуазии среди сибирского крестьянства и резко толкают мелкую буржуазию Сибири к пролетариату, в сторону Советской власти…»
Отрицание отрицания… Призванный сплотить силы контрреволюции и задушить большевизм, Колчак помимо своей воли раздробил эти силы и, гася пламя революции, разжег пожар, в котором сгорели все замыслы реакции. Разве не символично, что в сентябре 1919 года, когда решался исход боев за Тобол, а следовательно, за Омск, в Красную Армию влилось 24 тысячи новых бойцов-крестьян, а Колчак в это же самое время вынужден был бросить 24 тысячи солдат на подавление у себя в тылу крестьянских восстаний?
Нет, не Колчак управлял историей, а история управляла Колчаком. Словно издеваясь над ним, она заставила его служить своим так и не познанным им законам. И то, что это произойдет именно так, а не иначе, первым понял Нейбут, который умел сочетать страстность революционера с объективностью исследователя. Нейбут всегда оказывался прав. Но все же ошибся как-то и он. Это произошло, когда Арнольд закончил свое письмо Свердлову фразой: «Поклон всем вам и до скорого свидания». Скорого свидания не получилось. И вообще они больше никогда не встретились… После неудавшегося самоубийства его поместили в тюремную больницу, вылечили, поставили на ноги и расстреляли… Эта весть облетела все камеры омской тюрьмы. Была объявлена голодовка. В ней участвовали не только большевики, но и члены других партий…