Гришенька и напарник разобрали арсенал, разложили по карманам просторных плащей.
— Ну, пошли, что ли? — сказал Гришенька буднично.
Напарник молча вылез из машины. Левой рукой он придерживал под плащом обрез двустволки ИЖ-54.
Фасад ресторанчика украшало неоновое изображение автобуса и надпись Gun Bus. С внутренней стороны двери белела табличка, в четырех окнах фасада горел свет, за шторами мелькали тени.
Порядок действий у боевиков Бабуина был оговорен загодя. Они остановились метрах в семи-восьми от здания, вытащили обрезы, вынули из карманов и положили на мокрый асфальт уродливые консервы с торчащими механизмами взрывателей. В асфальте отражался неоновый профиль автобуса и зловещее название ресторана… Почти одновременно ударили обрезы. Ба-бах! Посыпалось вниз битое стекло огромных окон. Ба-бах! Стволы снова изрыгнули длинные языки пламени и снопы картечи. Двойные стекла крайних окон смотрели огромными дырами в обрамлении острых треугольных зубьев. Свисали посеченные картечью и стеклом шторы. Гришенька швырнул в дыру ненужный уже обрез.
Первая граната влетела в окно, следом — вторая. Боевики синхронно бросились наземь. Из нутра оружейного автобуса дважды жарко выдохнуло. В воздухе просвистели стальные пластинки, битое стекло, деревянные щепки, еще что-то. Вспорхнули обрывки штор. Вторая пара консервов улетела внутрь ресторана. И снова из пустых рам донесся смрадный тротиловый выдох, и снова брызнули стальные осколки.
Гришенька и его напарник вскочили и бросились прочь. Через несколько секунд они были уже в салоне бежевой пятерки.
На черном фасаде весело горела пророческая надпись: Gun Bus.
Николай Иванович Наумов был представителем классической мафии советской формации. Настоящей, партийно-номенклатурной, недосягаемой не только для доблестной советской милиции и прокуратуры, но и для тогдашнего КГБ СССР. Сотрудники правоохранительных органов просто не имели права вести оперативную деятельность в отношении партийных, советских и крупных хозяйственных функционеров. Потолком для правоохранителей становился директор магазина, заведующий баней или председатель колхоза. Да и то не всегда: если тот же председатель колхоза оказывался членом бюро райкома КПСС — все! Он был уже из разряда неприкасаемых. А если он член бюро обкома?
А если он кандидат в ЦК КПСС?
А если он кандидат в члены Политбюро ЦК? А если…
Никаких если!… Да и как бороться с тем, чего нет в социалистическом обществе? Ведь даже слово коррупция во всех словарях эпохи развитого социализма трактовалась как …подкуп, продажность общественных и политических деятелей, должностных лиц в КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ обществе. Вот так! Нету у нас ворюг, хапуг и прочих. Есть только …кое-кто у нас порой… А за пристойной этой декорацией уже с конца шестидесятых стала формироваться самая настоящая мафия. Всеохватывающая, могущественная, почти всесильная. Ее лидеры не значились ни в каких картотеках, кроме картотек спецбольниц, спецраспределителей, спецсанаториев. Они не боялись власти, потому что они-то и были властью. Им не нужно было с кастетом в руках вымогать сотню-другую долларов с подпольного цеховика, как это делали представители криминального мира… Нет, они сами производили продукцию. Сами контролировали производство, завышая или, наоборот, укрывая объемы, сами проводили ревизии, рапортовали о достижениях или о форс-мажорных обстоятельствах, в результате которых погиб урожай, сгорел склад с готовой продукцией, затонул пароход… Они вызывали на ковер милицейских начальников и требовали от них усиления борьбы с несунами и нетрудовыми доходами. Они награждали друг друга орденами, вручали переходящие знамена, проводили сессии, заседания, съезды и воровали, воровали, воровали…
Николай Иванович Наумов был одним из них. Блестящий молодой экономист из номенклатурной семьи. В тридцать один год доктор наук, а в тридцать три — член бюро Ленинградского обкома. Умен, обаятелен, настойчив. В неформальный мафиозный круг власть имущих он вошел легко и естественно. Он не был жаден, материальные блага интересовали его постольку-поскольку. Но он очень любил власть. А рычагами власти в советском обществе, как и в любом другом, были деньги и связи. Возможно, именно бескорыстие Наумова позволило ему так легко врасти в теневой мир Северо-Запада. В отличие от тех жлобов, которые умели видеть только голую материальную выгоду, Николай Иванович запросто мог пожертвовать разовым финансовым успехом с тем, чтобы убрать конкурента или обрести союзника. Он так и не сделал партийной карьеры, хотя мог бы… Он едва не сгорел во время андроповской чистки в восемьдесят третьем, когда полетело много голов и партбилетов. Он выжил, он усилил свои позиции, он приобрел новые связи и еще больший вес. К началу горбачевской перестройки Николай Иванович Наумов стал, по существу, одним из самых влиятельных теневых лидеров Северо-Запада. Он не высовывался на телеэкраны, не трещал на митингах, не давал интервью. Но серьезные люди знали, что решить вопрос в исполкоме Ленсовета или в Совете Министров РСФСР проще всего через товарища Наумова.
А в восемьдесят седьмом, когда многие партийные боссы уже задумались о будущем, именно Николай Иванович Наумов стал куратором золота партии на Северо-Западе.
Ах, пресловутое золото партии! Сколько копий было сломано вокруг него за все эти годы!… Ах, тайные счета в швейцарских банках! Ах, кейсы с необработанными якутскими алмазами! Зачарованный обыватель ждал, когда же все это найдется… Президент обещал! А уж наш Президент слов на ветер не бросает… Искали-искали, искали-искали… ух, как искали!… Не нашли, только зазря запыхалися.
— Так, может, вы это… плохо искали? А? — допустим, спросил бы обыватель.
— Не-а, мы хорошо… по всем закуткам прошлись. Нету, бля! — ответили бы ему.
— Ну ни хера себе! Может, его и не было?
— Видать, бля, не было… А на нет, братцы, и суда нет. Извиняйте.
Вот так: искали, а не нашли. Что ж, бывает… Особенно если копать не слишком глубоко, не проверять источники инвестиций известных, малоизвестных и вовсе никому не известных западных компаний, не интересоваться, на какие деньги скупались вагоны ваучеров здесь, в России, не задаваться вопросом: на какие деньги акционировались заводы, порты, гостиницы, нефтяные скважины, обогатительные комбинаты, типографии, телевизионные каналы… А на какие деньги проводились избирательные марафоны? А на какие деньги… Да ладно, хватит! Не было золота партии?… Видать, не было, раз уж не нашли.
Николай Иванович Наумов знал, что оно было. Что оно есть. Он знал, где и в каком виде это золото работает. И какие приносит дивиденды. А как же кейсы с алмазами? Были и кейсы.
Конечно, не они составляли основу. Алмазы, живые фунты-марки-доллары — мелочь. Заначка на оперативные расходы. По приблизительным оценкам самого Наумова суммы на этих счетах составляли не более одного процента от всех спрятанных капиталов.
…Николай Иванович слушал доклад Антибиотика с особым вниманием. Ему доводилось сотрудничать с покойным Гончаровым, и он отлично знал существовании резервного счета на шестьдесят миллионов долларов. Договор об открытии этого счета он, как и директор московского агентства «Консультант» полковник Семенов, помнил наизусть. Но, в отличие, от Семенова, Николай Иванович не знал о том, что нашелся владелец… Из довольно длинного и не очень достоверного рассказа Антибиотика Наумов вычленил главное для себя: в Стокгольме проживает вдова Гончарова, которая распоряжается очень солидными деньгами. Питерский криминальный журналист Серегин-Обнорский состоит с этой загадочной дамой в близких отношениях. Вся эта информация требовала проверки, могла оказаться ерундой… Ну а вдруг? А? А вдруг покойничек сумел передать весь капитал или часть его любимой супруге?