Одним из первых звонков на свободе, который сделал Виктор Палыч Говоров, был звонок Николаю Ивановичу Наумову. Многие знающие Антибиотика люди были бы поражены, доведись им услышать разговор всесильного Палыча с заурядным исполнительным директором не менее заурядного банка «Инвестперспектива». Лишь немногие посвященные не удивились бы нисколько. Впрочем, этого разговора никто не слышал. Никто, соответственно, не мог оценить почтительно-уважительного тона Антибиотика и уважительно-ироничного тона Наумова.
Виктор Палыч, рассыпаясь в комплиментах (…Я исключительно высоко ценю Ваше время, дорогой Николай Иванович…), просил аудиенции. А Палыч редко у кого просил. Пустое, отвечал банковский служащий, для вас время найду. Ну, скажем, завтра, часикам к девяти подъезжайте.
— Утра? — спросил Антибиотик.
Наумов рассмеялся и сказал, что можно, конечно, и с утра. Но лучше все же вечером. Что же вам, пожилому человеку, в такую-то рань визиты наносить?
Напоминание о возрасте, хоть и шутливое, укололо Антибиотика. Ему показалось, что и не шутка это вовсе, а прямой намек: стар ты стал, Палыч, стар.
Антибиотик в который уже раз заметил, что теряется в разговоре с Наумовым. Это раздражало, сбивало с толку. Обычно перед Палычем люди терялись, начинали заикаться. Но Наумов… о, Наумов! Антибиотик ехал на аудиенцию и вспоминал их первую встречу. Это было в восемьдесят седьмом. В апреле? Нет, в мае, кажется… Да, точно, в мае страшно далекого уже восемьдесят седьмого. Понимающе люди уже тогда заглядывали далеко вперед, готовили экономическую базу, подбирали кадры.
Говоров познакомился с Наумовым на загородной вилле одного… ну, скажем пенсионера союзного значения. Героя Социалистического труда. Круг был узкий, люди респектабельные, разговоры… а вот по разговорам встреча чем-то неуловимо напоминала воровскую сходку. Впрочем, может, это было субъективное впечатление Палыча. Да и пробыл он там недолго. Наумов и еще двое каких-то мужчин, которых Антибиотику представили только по имени-отчеству, беседовали с Виктором Палычем около полутора часов. Разговор был вроде бы пустым, так, трепались за бутылкой коньяка… Гораздо позже прожженный Антибиотик поймет, что это были смотрины.
Но он никогда не узнает, что спустя два дня после этой встречи на стол одного кремлевского небожителя ляжет стопка бумаги. Текст, отпечатанный на импортной пишущей машинке, адаптированной к русскому алфавиту, начинался со слов:
Справка. 17.05.87 года нами была проведена разведбеседа с Говоровым (Зуевым) Виктором Павловичем (кличка — Антибиотик)… Он никогда не узнает, что один из присутствовавших на встрече мужчин составил подробный и достоверный психологический портрет старого преступника. Палыч и сам был хорошим психологом, знал, что интонация, взгляд и жесты человека говорят зачастую больше, чем слова. Но все-таки Антибиотик был самоучкой, прошедшим лишь лагерные университеты, а его собеседник основывал свои выводы на секретных разработках АМН.
Да, в мае восемьдесят седьмого состоялись смотрины.
Вторая встреча Палыча с Наумовым произошла год спустя. Снова за городом, на даче одного из будущих вице-мэров Санкт-Петербурга. Там-то Антибиотику и объяснили, кто есть кто. Ни один из собеседников Виктора Палыча ни дня не провел за решеткой, но Антибиотик внезапно и отчетливо разглядел в них матерых лагерных паханов. В тот момент он ощутил себя салажонком, шкетом, бакланом, впервые переступившим порог тюремной камеры. Антибиотику быстро и доходчиво объяснили, кто он такой, а кто настоящий Пахан в областном центре по имени Ленинград. А также кому и сколько он должен отстегивать.
Кортеж из двух джипов с охраной и «Волги» остановился у скромного особняка господина Наумова. С бетонного забора их бесстрастно рассматривали объективы телекамер. Из джипов выпрыгнули по два охранника. Один из них направился к стальной двери в заборе. Он не успел поднять руку к кнопке звонка, как из динамика раздался голос:
— Виктора Палыча приглашают пройти. Охрана остается снаружи.
Антибиотик услышал эти слова сквозь приспущенное окно «Волги», досадливо крякнул и вылез из салона. В левой руке он держал неизменную Библию. На улице Палыч в нерешительности остановился, потом вернулся к машине, положил том в кожаном переплете на сиденье в салоне. Все-таки он был не очень плохим психологом.
Щелкнул дистанционно-управляемый замок двери, и Антибиотик шагнул внутрь. По выложенной декоративным облицовочным камнем дорожке, рассекающей аккуратно подстриженный газон, навстречу ему быстро шел мужчина. Молодой, подтянутый, в сером двубортном костюме, светлой сорочке и галстуке. Еще двух человек с портативными девятимиллиметровыми ПП[13] «Клин» Антибиотик не видел. Их скрывала темнота и кусты.
— Добрый вечер, Виктор Павлович, — негромко сказал мужчина в костюме. — Николай Иванович вас ждет. Если у вас есть с собой оружие, лучше сдать его мне.
— Господь с тобой, неразумный, — проворчал Антибиотик.
Мужчина одними губами улыбнулся. Наумов встретил старого уголовника, а ныне видного предпринимателя Говорова в холле. Он был в скромном светло-бежевом пуловере, серых брюках и мягких серых замшевых туфлях. Наумов посматривал на Антибиотика внимательными веселыми глазами.
— Здравствуйте, Палыч, — произнес банковский служащий, окидывая гостя веселым, цепким взглядом. — Рад вас видеть.
Мужчина, встретивший Палыча на улице, принял от него пальто и берет и незаметно исчез.
Они обменялись рукопожатием, и хозяин провел гостя в гостиную. В камине потрескивали дрова, на темных дубовых панелях висели картины. Искрился хрусталь, огонь камина отражался в бутылке «Хванчкары».
— Прошу, — показал рукой хозяин на кожаные кресла у небольшого сервированного стола. Сели, первое время разговор вертелся вокруг дел незначительных: о погоде скверной петербургской, о вине… Антибиотик, с бокалом в руке, произнес маленькую речь.
— «Хванчкара»! — сказал старый зек. — «Хванчкара», Николай Иваныч, это подлинный дар небес… Красное полусладкое, делается из винограда сортов Муджуретули, Саперави и Александреули. Оцените этот гармоничный вкус с бархатистыми оттенками. Оцените выразительность сортового букета… А цвет? Этот благородный темно-рубиновый цвет! А, Николай Иваныч?
— Э, Палыч, да вы поэт, — иронично произнес Наумов. — А я человек простой — коньячку хлопну.
Хозяин сделал глоток коньяку и поставил на стол широкий коньячный бокал. Он посмотрел на гостя умными, проницательными глазами и вдруг сказал:
— Ну, как же ты так лоханулся, Палыч? И все сразу встало на свои места. Только что казалось: у камина сидят двое хорошо знающих и уважающих друг друга мужчин. Сидят двое равных.
— Ну, как же ты так лоханулся, Палыч? Так у вас говорят, кажется?
Все стало ясно. Померкла «Хванчкара». За столом сидели Хозяин и Шестерка. За столом сидели два хищника. Вот только породы они были разной.
Антибиотик поперхнулся «Хванчкарой». Ему вспомнился вчерашний намек на возраст. Ему послышались слова: старый ты стал, Палыч, не справляешься. А не справляешься — заменим.
— Враги, — сказал он негромко. — Враги кругом, завистники.
— Враги, — усмехнулся Наумов. — Если б вокруг были одни друзья… Человеческий фактор, Палыч, самое слабое и уязвимое звено в любой системе. Кадры требуют особого внимания и постоянного контроля. Неужели это непонятно?
— Я, Николай Иваныч, — быстро отозвался Антибиотик, — постоянно контролирую кадры. Да вот пришла беда, откуда и не ждали. Бесы блудни затеяли.
Наумов поморщился, и Виктор Палыч понял — сменил лексикон:
— Провокацию задумали враги нашего дела. Заправлял там писака один — Серегин.
— Это из городской «молодежки» журналист? — уточнил Наумов.