Сигнус помрачнел. Слухи, несмотря на все усилия Черного Когтя пресечь их, расползались по столице. Вот и молва о плененном колдуне и его подруге, заточенной в Башне Инкондора, наверняка шла прежде всего от тех, кто сам участвовал в этом деле. И все же Сигнус был поражен, когда магистр Эльстер сообщила ему, что его срочно вызывают для лечения пленника.
— Я отправилась бы сама, — холодно добавила она, — но Верховный Жрец запретил мне это. — Она бросила на молодого врача пронзительный взгляд, полный гнева и сердечной муки. — Во всяком случае, я надеюсь, ты сделаешь все, что можешь. — Она снова сурово посмотрела на него, и молодой врач похолодел. Эльстер не скрывала своего осуждения, а ему было мучительно думать, что она не доверяет ученику. Однако он сделал все, что мог, и для своей старой наставницы тоже. Снедаемый чувством вины, он сообщил Черному Когтю, что для врачевания пленника его, Сигнуса, скромного умения недостаточно и понадобится помощь магистра. Он надеялся таким образом обеспечить ее безопасность: после смерти королевы у него были все основания тревожиться за судьбу наставницы. Кто знает, что грозит ей, если она позволит себе усомниться в законности власти нового короля.
Дверь распахнулась, и Сигнус вскочил как ужаленный. В келью вбежал смертельно бледный храмовый гвардеец.
— Скорее, — закричал он, хватая врача за руку. — Принцесса.., магистр срочно нуждается в твоей помощи!
Сигнус чуть не заплакал, увидев Черную Птицу, такую несчастную и беспомощную, лежащую посреди забрызганной кровью комнаты. Лицо ее покрывала смертельная бледность, а на левом запястье зиял глубокий порез. А ее крылья… О Отец Небес! Только окровавленные перья и кости остались от них. Сигнус почувствовал горячее желание свернуть Верховному Жрецу шею.
— Возьми себя в руки! — услышал он резкий голос Эльстер. — И помоги мне поднять ее. Мы должны успеть до того, как она придет в себя. — Целительница говорила сухо, по-деловому, но по ее серому лицу Сигнус понял, что она чувствует в этот момент.
К облегчению молодого врача, пока они переносили ее на кровать, Черная Птица не издала ни звука.
— Укрой ее получше, — пробормотала Эльстер. — После шока и большой потери крови ей необходимо тепло. — Она кивнула на небольшую железную печурку для кипячения инструментов. — Проку от этой штуки мало, но все же… — Она осмотрела запястье Черной Птицы. — В другой ситуации я поручила бы это дело тебе, но ее вены в таком состоянии, что дорога каждая минута.
Сигнус отставил печурку, в которую он клал растопку, и в ужасе посмотрел на Эльстер.
— Принцесса пыталась покончить с собой?
— А как ты думаешь? — буркнула она, промывая рану обеззараживающим раствором. — Посмотри, что эти скоты сделали с ее крыльями! — Сигнус впервые видел, чтобы эти уверенные руки, руки хирурга, дрожали. — К тому же, — продолжала Эльстер язвительно, — она не принцесса, а королева, и мы должны постоянно иметь это в виду. — Как настоящий мастер, она быстро овладела собой, и Сигнус невольно позавидовал ее самообладанию. Она снова обратилась к молодому врачу:
— А теперь твоя задача восстановить ей крылья прежде, чем бедняжка придет в себя. Собери все кусочки, сшей их и зафиксируй. Может, королева и не будет больше летать, но пусть меня сбросят с крыши Храма Иинзы, если я решусь на ампутацию. Бедная девочка и так перенесла достаточно страданий.
Представить себе, что у самой королевы Крылатого Народа вместо крыльев останется два обрубка, — это уже было слишком для Лебедя. Он едва успел добежать до окна, и его вырвало.
— Ну-ка, возьми себя в руки, мальчишка! — заорала на него Эльстер. — Врач ты или нет? — Невероятным усилием воли Сигнус справился с собой. Он долго пил воду из кожаного мешка, после чего окунул руки в обеззараживающий раствор и взялся за тяжелую, кропотливую, изнурительную работу — собирать по кусочкам искромсанные крылья Черной Птицы.
— Отличная работа, парень! Я и сама не смогла бы сделать аккуратнее.
Услышав эти слова, Сигнус словно очнулся и с трудом поднял голову. Шея двигалась с трудом, в глаза будто засыпали горячий песок, пальцы не слушались. В комнате горели свечи и газовые лампы, а небо за окнами было темно-синим, почти ночным, и он с изумлением понял, что это не вечерние сумерки, а предрассветные.
А Эльстер осунулась, глаза ее покраснели, но она с радостной улыбкой показывала на крыло, лежащее перед ним. Сигнус тоже посмотрел на него и не поверил своим глазам. Усталость сняло как рукой. «Неужели сам это сделал?» — с радостной гордостью подумал он. Крыло получилось совсем как настоящее. Кости он скрепил с помощью лубков, а обрывки мышц и кожи снова сложил в нужном порядке и сшил сотнями мельчайших стежков. Да, крыло было почти прежним. Но некоторые косточки восстановить не удалось и несколько маленьких лоскутков кожи он так и не смог найти. Мускулы едва ли снова будут двигаться как следует, и пока невозможно сказать, восстановится ли кровообращение в заново сшитых сосудах. От всего его кропотливого труда пока что мало толку. Сигнус почувствовал, как радость уступает место сомнению, и отвернулся.
— В конце концов все это зря, — с горечью сказал он. — Она ведь все равно никогда не сможет летать.
Эльстер, которая заканчивала столь же ювелирную работу по восстановлению второго крыла, покачала головой.
— Ну, конечно, — тихо ответила она. — К чему терять столько времени? Королева не сможет летать — и какая разница, если она еще и изуродована?
Сигнус почувствовал, что краснеет.
— Я не подумал об этом, — признался он.
— Вот поэтому я — магистр, а ты — нет. Есть два качества, без которых нет хорошего врача, — мастерство и сопереживание. Сопереживание — обязательная вещь в нашей профессии.
Сигнус кивнул, понимая мудрость этих слов.
— Но, магистр, — спросил он, — что же будет, когда она придет в себя и поймет правду?
Эльстер показала на перевязанную руку Черной Птицы.
— А ты думаешь, она еще ничего не знает? Он покачал головой:
— Пожалуй, знает очень хорошо. Пока я работал, я все время думал: что, если бы это случилось со мной? И я понял, что если бы я навсегда лишился возможности летать, то не захотел бы жить. И мне показалось, что для спасения ее жизни я должен сделать так» чтобы она снова могла летать на этих крыльях, иначе все это впустую. Учительница положила ему руку на плечо:
— Я знаю. Я видела, как ты работал. Твое лицо выражало отчаянную решимость, и мне было больно за те страдания, которые ты испытал. Но рано или поздно каждый врач сталкивается со случаем, когда все его искусство бессильно. Только сам Иинза может вернуть ей способность летать. Может быть, правильнее было бы даже дать ей умереть, как она сама того хотела. Но этого нельзя допустить. Теперь, когда Пламенеющее Крыло мертва, королевой должна стать эта несчастная, покалеченная девушка… Да, должна, потому что… — Она осеклась, но через мгновение продолжила:
— Потому что нашему народу нужен правитель. Кто-то должен сделать так, чтобы она это поняла, и, к сожалению, кроме нас некому выполнить эту миссию.
Сигнус открыл было рот, но после убийства королевы и того, что сделали с ее дочерью, сказать ему было нечего. Смерть королевы была целиком на его совести: и благодаря его заблуждению Черная Птица потеряла мать и стала калекой — и королевой.
Неожиданно глаза его наполнились слезами. Он закрыл лицо руками и прошептал:
— Я раскаиваюсь! Видят Боги — я раскаиваюсь!
— Конечно, ты должен чувствовать раскаяние, но этого мало, — сурово сказала Эльстер. — Лишь одному Иинзе известно, каким образом ты, целитель, самый талантливый из моих учеников, стал орудием великого зла! Почему, владея таким искусством, ты вдруг стал разрушать, вместо того чтобы исцелять?
На Сигнуса вновь обрушились сомнения, отчаяние и чувство бессилия, овладевшие им, когда эта страшная зима пришла в его страну.