Анвар задохнулся от волнения. Арфа Ветров! Еще один Талисман! Он уже знал, что решится испытать судьбу и отправится по Пути кромешной тьмы. Но когда Анвар согласно кивнул в ответ на безмолвный вопрос Хеллорина, то думал он не об Арфе. Он думал о том, чтобы побыстрее вернуться к Ориэлле.
…О, если бы он мог плакать! Но, лишив его глаз, Ориэлла лишила его и возможности находить облегчение в слезах. Миафан сидел у огня, сгорбленный, страшно усталый, как-то неожиданно осознав, что живет на свете уже два столетия. До их последней стычки он еще мог питать иллюзии, что ее ненависть к нему не так уж велика, но теперь этому пришел конец. Взгляд Ориэллы, исполненный ненависти и презрения, поразил его в самое сердце. Разве можно надеяться вернуть ее, если она испытывает к нему такое смертельное отвращение? Теперь, когда Миафан наконец увидел истину, он был подавлен тяжестью собственных ошибок. Ему не следовало тогда убивать Форрала. Это был первый и самый серьезный промах, первый шаг по тому пути, который и привел его к этому проклятому дню. Военачальник был просто смертным, и Миафану нужно было только подождать… И Анвар, если бы не бежал с Ориэллой, не смог бы вновь обрести свой дар. Он остался бы здесь, простым слугой, целиком во власти Миафана. А ребенок, если бы Ориэлла родила его без помех, рос бы великолепным магом, новой надеждой пришедшего к упадку Волшебного Народа… Но тут Миафан вознегодовал. Нельзя допустить даже мысли, чтобы этот ублюдок, полукровка, был причислен к славному народу магов. Хватит уже и того, что на свете существует этот проклятый Анвар…
И все же Миафан скрепя сердце вынужден был признать:
Ориэлла и Анвар едва ли не единственные из оставшихся в мире магов. Из-за его несдержанности в Ночь Призраков, погиб Финбарр и исчезла Мериэль. От Д'Арвана и прежде было мало толку, а сейчас он наверняка погиб. Деворшан мертв, а Эйлин куда-то исчезла, и никто о ней ничего не знает. В Академии осталась одна Элизеф, да и той нельзя доверять.
Ориэлла — его последняя надежда, единственная чистокровная волшебница, на кого он еще может как-то влиять. Но прежде всего — это женщина, которая всегда была для него желанной. Ее необходимо вернуть. Да, но как? Только не следует убивать Анвара, даже если его удастся найти. Это окончательно погубит дело. Как ни противно об этом думать, а полукровку пока что придется пощадить. Ориэлла будет благодарна, а потом — потом он найдет способ встать между ней и Анваром. А как быть с ребенком? Миафан вздрогнул, но тут же овладел собой. Он посмотрел на стену, где в тайнике хранилась изуродованная Чаша. Есть ли возможность изменить намеченное? Успеет ли он найти такую возможность вовремя?
— Будь ты проклят тысячу раз! Как ты мог упустить ее? — Дверь распахнулась, и в покои ворвалась взбешенная Элизеф. — Чтоб тебе провалиться! Мне следовало знать, что ты предашь меня!
Ощущение старости мгновенно исчезло. Миафан поднялся во весь рост, и луч его магической силы ударил Элизеф в лицо, обжигая кожу.
— Молчать! Несмотря на все твои интриги, я пока еще Верховный Маг!
Элизеф пошатнулась, закрывая лицо руками. Когда она опустила руки, Миафан увидел слезы у нее на глазах. Но она быстро овладела собой и бросила на него гневный взгляд.
— Верховный Маг — над кем? — презрительно усмехнулась Элизеф. Давно ли ты выглядывал в окно, Миафан? За, все то время, пока твой дух совершал бесконечные странствия, ты хоть раз подумал о том, что происходит у тебя в городе? Ты — владыка кучки жалких, невежественных смертных, грязных, голодных и злобных. И этой власти ты добивался столько времени и такой ценой?! — Она визгливо засмеялась. — Пока ты охотишься за этой сукой, как последний недоумок, твоя новая империя рушится на глазах!
Ее ядовитые слова больно задели Миафана, но он сделал все, чтобы не показать этого, и почувствовал, как сдерживаемая ярость укрепляет его волю и увеличивает его силу.
Элизеф же, ожидавшая от него обычной немедленной вспышки гнева, была сбита с толку, и это секундное колебание стало ее поражением. Миафан посмотрел ей в глаза, и под его взглядом Элизеф замерла, словно кролик перед удавом. Он же свистящим шепотом стал произносить заклинание.
— Нет! — хотела она закричать, но голос ее стал тоненьким и плаксивым. Оцепенев от страха, Элизеф стояла перед Миафаном, а он с холодной улыбкой следил за тем, как меняется ее лицо, как кожа покрывается морщинами и теряет упругость. Наконец он произнес последние слова заклинания, и Элизеф, освобожденная от его власти, внезапно постаревшая, ухватилась за ручку двери, чтобы не упасть. Оправившись от первого потрясения, она дотронулась руками до лица и бросилась к ближайшему зеркалу, чтобы увидеть, какой она стала.
Миафан рассмеялся:
— Это всего лишь десять лет, Элизеф, капля в океане бессмертия. Но для твоего лица, не знающего изъянов, это немало. А, ты почувствовала, что тело твое слегка утратило молодость и красоту? Видеть, как постепенно у тебя на лице появляются следы, оставленные безжалостным временем, — может быть, это хуже, чем сразу стать старухой?
Элизеф дрожала, не в силах произнести ни слова, и Миафан понял, что она снова в его власти.
— Недавно, когда я превратил тебя в старуху, тебе удалось добиться своего, потому что тебе нечего было терять. Но я учусь на своих ошибках, дорогая моя. Теперь все будет иначе. — В голосе его прозвучал металл. — За каждое свое неповиновение ты будешь стариться еще на десять лет. Советую тебе всегда помнить об этом, прежде чем идти против моей воли. И вот что, Элизеф, оставь в покое Ориэллу. Если ты причинишь ей хоть малейший вред, ты не умрешь, нет, но тысячу раз пожалеешь, что я не убил тебя.
Элизеф повернулась, как побитая собачонка, и Миафан пошел, еще на одну злую хитрость — решил бросить ей «кость».
— Однако не думай, — продолжал он, что я пренебрегаю тобой ради Ориэллы. Несмотря на десять лет, на которые ты постарела, ты еще красавица. — Подойдя к ней, Миафан сложил ладони «чашечкой» и коснулся ее щек. Элизеф бросила на него гневный взгляд, но от него не укрылось, что ненависть ее немного поколеблена, и в душе посмеялся над ней.
— Да, — сказал он тихо, — ты действительно красавица. Пусть Ориэлла нужна мне ради укрепления нашей расы, которая стоит на грани вымирания, и ради осуществления моих планов, но она всегда будет непокорной и своенравной. Я никогда не смогу доверять ей, Элизеф, и потому она навечно останется пленницей, ты же — свободна и можешь быть моей союзницей. — Он улыбнулся фальшивой улыбкой, — может быть, ты даже сможешь стать супругой Верховного Мага, если докажешь, что достойна моего доверия.
— Лжец! — выдохнула Элизеф, но в глазах ее загорелась надежда.
Миафан пожал плечами.
— Время нас рассудит, — ответил он. Когда за ней закрылась дверь, он рассмеялся. Значит, она попалась на крючок? Что верно, то верно: время покажет.
Услышав, что Элизеф бежит вниз по лестнице, служанка тихо, но проворно шмыгнула обратно, в покои волшебницы. Схватив тряпку, она принялась усердно протирать стол, напустив на лицо обычное невозмутимое выражение, хотя ее переполняло чувство радостного возбуждения. Девушка, как всегда, пришла прибираться здесь, но, услышав наверху громкие голоса, решила прокрасться поближе, насколько осмелилась, и подслушать. И, Боги свидетели, риск оправдал себя!
Элизеф, закрыв лицо рукой, тяжело ступая, вошла в комнату. Увидев служанку, о которой она забыла, волшебница вздрогнула, но тут же пришла в себя.
— И это все, что ты успела, проклятая лентяйка? — Элизеф замахнулась на девушку, но та успела уклониться. Волшебница, однако, была подавлена, и ей не хотелось продолжать скандал.
— Принеси-ка вина! — закричала она и ушла в спальню.
— Сейчас, госпожа. — Девушка присела и побежала исполнять приказание. Она ничем не выдавала своей огромной радости. Волшебница Ориэлла бежала! О Боги, да ради одного этого стоило рисковать, проникнув сюда!