Эйлин нахмурилась:
- Я этого не знала. Столь древние предания не вошли в нашу историю.
Хеллорин горько рассмеялся:
- Истинно говорят, что знания - это жизнь, и отвергающий их - обречен. Разве не знаешь ты, о фея, что безумный Молдан, единственный из своих северных собратьев, остался в живых? И разве тебе неведомо, что он и поныне живет, скованный чарами, в плену горы, на которой Волшебный Народ воздвиг свою цитадель?
- Как? В Нексисе?! - ошеломленно воскликнула Эйлин. - О Боги, если Миафан узнает...
- Да, мы должны молить их, чтобы этого не случилось. - Верховный Маг однажды уже поставил мир на грань гибели, преступно вызвав из небытия Нихилим, а Молдан, безумный от природы и веками копивший злобу, безусловно, пожелает утолить жажду мести к заточившим его.
Этот Молдан, все время, оказывается, находившийся где-то под Академией, настолько пугал Эйлин, что она почла за лучшее переменить тему.
- Ты сказал, что мои предки использовали море против Молдан, - напомнила волшебница, - но при чем же здесь Фаэри - Лесной Народ?
Хеллорин пожал плечами:
- Все очень просто. Когда Молдан создал море на месте прежней суши, обнаружилось, что соленая вода служит препятствием для Древней магии. Но после этой катастрофы чародеи убедились, что силы древних существ и духов стихий чересчур импульсивны и разрушительны, чтобы оставить нас в вашем мире.
Они объединились и создали Волшебные Талисманы, чтобы изгнать нас. Но этого им показалось мало, и в придачу они лишили нас наших скакунов. - Лицо Владыки Лесов озарилось грустной улыбкой. - О, что за звери это были! Сильные, полные огня, быстрые, крепкие, неукротимые в битве! Воистину они могли" обогнать ветер. - Хеллорин вздохнул, погрузившись мыслями в седую древность. Я помню, как зимой, при полной луне, мы проносились по земле как метеоры, а рядом - наши огромные псы, такие, как мой Барод... Смертные прятали скот и дрожали в своих постелях во время нашей дикой охоты. Потерять коней для нас значило потерять свободу. То ли маги это понимали, то ли они хотели сами приручить наших коней.., как будто это можно сделать! Во всяком случае, они забрали их у нас и отправили за море - туда, где наша волшебная сила действовать не могла. Мы едва успели наложить последнее, отчаянное заклятие и потеряли их навсегда.
- А какое это было заклятие? - еле слышно спросила Эйлин.
- Чтобы наши драгоценные скакуны не достались магам - да и смертным тоже, - мы наделили их способностью превращаться в людей. Они могли - да, насколько мне известно, и поныне могут - менять облик по своей воле. Пока мы в изгнании, у нас нет возможности вернуть их, да и потом могут возникнуть всякие трудности - ведь Фаэри не в состоянии пересечь море, да и кто знает - может, сами они слишком сильно изменились за долгие годы... - В голосе Владыки Лесов звякнул металл. - Поистине, Эйлин, если по милости Волшебного Народа мы навсегда лишились коней, то вам не хватит веков, чтобы расплатиться за это!
Этих слов, в которых звучала старинная вражда, оказалось достаточно, чтобы разрушить хрупкое единение, возникшее между волшебницей и Хеллорином. Эйлин поникла, и вечер вдруг показался ей невыразимо мрачным. Владыка Лесов тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно.
- Кстати, о расплате, Владыка, - нарушила гнетущее молчание Эйлин. - Я давно уже хочу кое о чем тебя спросить.
Хеллорин с любопытством кивнул:
- Спрашивай, о фея.
- Помнишь, много лет назад я попросила тебя найти мою дочь и моего воина, пропавших во время метели?
- Да, фея, прекрасно помню - то была наша первая встреча.
- Ты сказал тогда, что Фаэри ничего не делают даром... Ты сказал...
- "Помни, что это не последняя наша встреча, - процитировал Хеллорин. - Мы увидимся вновь, и тогда я потребую вернуть долг".
Эйлин вздрогнула:
- Но почему ты сказал именно это? И откуда ты знал, что мы увидимся вновь? Ведь пожелай я нарушить слово, мне достаточно было бы просто никогда не вызывать тебя!
- Однако ты и не вызывала, - мягко напомнил Лесной Владыка. - На сей раз меня призвал мой сын д'Арван.
- Как бы то ни было, теперь я снова у тебя в долгу - ты спас мне жизнь. Но не жестоко ли с твоей стороны держать меня в неизвестности? Как бы хорошо со мной ни обращались, все-таки я пленница и не могу быть в покое, не зная, чего ты потребуешь от меня!
Хеллорин вздохнул:
- Я понимаю твое беспокойство. Эйлин. Рано или поздно долг возвращать необходимо, наши законы не обойдешь. Я не мог пощадить даже собственного сына и его возлюбленную, за свою помощь обязав их неусыпно хранить Пламенеющий Меч. Но пока, увы, я и сам не могу сказать, что потребуется от тебя. Это не жестокость, а просто словно часть моей судьбы, которую я еще не могу предвидеть. Когда мы встретились впервые, я ненавидел Волшебный Народ и даже не знал, что у меня есть сын. Ты попросила помощи, и сначала я намеревался использовать тебя, чтобы отомстить твоему народу... Но, - Хеллорин развел руками, - я не смог. Боюсь, что, когда придет время, долг потребую не я, а некая высшая необходимость.
- Я поняла лишь одно, - с вызовом ответила Эйлин, - что в наших с тобой отношениях очень мало доверия ко мне с твоей стороны и никакого доверия к тебе - с моей. - Она встала и, не оглядываясь, зашагала прочь.
***
С тех пор как Миафан колдовством обратил ее в дряхлую старуху, Элизеф постоянно мерзла. Вот и сейчас она сидела, закутавшись в плащ, у пылающего камина, но хотя тело ее дрожало от холода, ненависть волшебницы росла и бушевала подобно этому пламени. Элизеф не желала более влачить столь отвратительное существование.
- Не думай, что выйдет по-твоему, Миафан! - проскрежетала она и мутным взглядом уставилась на роскошный белый ковер, усыпанный осколками: после того, как Верховный Маг наложил на нее это гнусное заклятие, волшебница разбила у себя в покоях все зеркала.
Осторожно, чтобы не пораниться, Элизеф нащупала на ковре свой посох. Руки слушались плохо. Проклиная все на свете, она налила себе вина, с горечью подумав, что пытается найти сомнительное утешение в пьянстве - а ведь именно за это она в свое время беспощадно высмеивала Браггара.
Браггар! Элизеф одним глотком осушила бокал и тут же снова его наполнила. Маг Огня был глупцом и заслужил свою участь, однако почему же ей так часто вспоминается его почерневшее от дыма лицо? Почему ее сухая старушечья кожа словно наяву ощущает прикосновение его медвежьей лапы?