Настя до сих пор слегка стыдилась этих воспоминаний, но отрицать то, что при них на её лице начинала играть озорная улыбка, было невозможно.
Прохладный ветер ночного Петербурга напомнил о реальности, пройдясь призрачными кончиками пальцев по всему телу. Крепкие объятия слегка растаяли, а после и вовсе исчезли, оставив теплоту лишь в сердцах влюблённых. Они стояли у самого заборчика набережной, глядя друг другу в глаза и сияя искренней, чуть придурковатой улыбкой. Луна заботливо очерчивала контуры их фигур своими лучами, будто пыталась выделить эту пару из общей толпы. Толпы, полной одинаковых несчастливых лиц. Каждое из них проносилось мимо с удручающей скоростью словно куда-то страшно опаздывая. Люди фантомными тенями пересекали улицы, дороги, переулки, проходя под таким красивым небом и вдыхая такой приятный воздух, но мало кто замечал это — головы многих жителей были забиты проблемами, и все они гнались поскорее и решить, забывая хоть чуточку пожить, по-настоящему насладиться тем, что живёшь здесь и сейчас. Вот так человек и подбегает к обрыву своей жизни, несясь туда сломя голову вместо того, чтобы не спеша прогуливаться по этим дивным пейзажам и брать всё, что захочется. А если не разрешают — схватить тряпку, запихать её в рот тому, кто подобное сказал, и взять то, что должно принадлежать тебе.
Так собиралась поступить Настя.
— У тебя всё тот же вкус помады?
Уголки её губ тут же приподнялись, образовав на щеках небольшие ямочки, что могли влюбить в себя любого.
— А ты проверь, — лёгкий смех ласковыми нотками влился в ночной воздух, заставив сердце отозваться теплом. Засмеялись и её серо-голубые глаза, и на миг Роме показалось, что серые облака чуть расступились, уступив место чистой синеве.
Уличный фонарь на секунду потух и сразу же вспыхнул вновь, когда у самого уха Настя услышала:
— Не тренируй меня, Рапунцель. Я срываюсь с цепи только так, ты же знаешь.
И прежде чем она успела ответить, их губы прильнули друг к другу в ненасытной страсти, перемешавшейся с ванильной, такой сладостной нежностью. Каждая клетка их тел вдыхала аромат любви — не ощутимый для прохожих, но кружащий голову тем, чьи души сплелись воедино, а внутренние голоса начали петь в один микрофон общую песню двух сумасшедших. Кончики их языков встретились, и как только это произошло искры похоти превратились в пожар, остановить который уже не представлялось возможным.
Рома с большим усилием прекратил поцелуй и, чувствуя, как тяжело поднимается грудь Насти, задал ей всего один вопрос:
— Сколько у нас ещё времени?
— Где-то около часа. — Лёгкая догадка проскочила в её голове, заставив засиять игривой улыбкой.
И сиянье это стало ещё ярче, когда голос любимого мужчины — такой приятный, бархатный — защекотал кожу на мочке уха.
— Видишь вон ту кафешку? — Он указал на освещаемую сотнями огней улицу, что казалась ещё более волшебной под ночным питерским небом чем обычно. И этот город, влюбляющий в свои красоты туристов со всего мира, также известен тем, что где бы ты ни был, в какую бы подворотню тебя не занесло, рядом всегда окажется хоть и не большая, но кафешка. И в каждой из них обязан быть туалет. Плевать на то, что персоналу не очень нравятся те, кто заглядывает к ним исключительно ради того, чтобы справить нужду.
Ну, или не только нужду.
— Вижу, — первый этаж одного из зданий покрывали разноцветные гирлянды, хоть все календари в один голос говорили, что на дворе лето и только-только начался июль. Но местные жители знали, что огоньки этих разноцветных светлячков висят здесь круглый год, создавая у прохожих новогоднее настроение даже в самые жаркие дни. Огромная гирлянда подобно мирно сидящей змее облепила собой стену жилого дома, аккуратно, чётким контуром обвив название заведения.
Облизнув и без того влажные губы, Настя произнесла его:
— «Дед Засос», — и сама засмеялась, как только услышала, что сказала. Смех вырвался из её груди мощным взрывом, и чтобы хоть как-то сдержать его, она прижалась к Роме, не в силах справиться с трясущим её весельем. — Господи, это ж надо было такое название придумать! Дед, мать его, засос! Это вам… — Она уткнулась Роме в грудь, чувствуя, как смеётся уже он сам. Что ж, её смех был чертовски заразительным. — Это вам не какой-нибудь Дед Мороз! Это… Ой, погоди, дай успокоюсь! Сейчас… — Её дыхание стало выравниваться, но чёрт бы побрал тебя, Рома! Как только их взгляды встретились, что-то толкнуло Настю и заставило засмеяться вновь — в весь голос, который так и подманивал прохожих отвлечься и повернуть головы в сторону искреннего женского смеха.