— Никак. Она просто хотела секса, поэтому и лапала мой член. Ты заметила, что видео останавливается на том моменте, где я пытаюсь встать? — Настя молча слушала, подвергая сомнению каждое слово. — Она влюблена в меня, поэтому и накинулась. Да, прости, я дал слабину, пошёл на поводу, но, клянусь тебе, я с ней не спал. Я вспомнил про тебя и тут же выгнал её из кабинета. Я говорю честно. Между нами ничего не было.
— А поцелуй за измену не считается? Думаешь, мне приятно осознавать, что мой — хотя я уже сомневаюсь, что мой — мужчина ласкал чужое тело и после этого наслаждался моим, держа свой рот на замке? Думаешь, мне приятно? Я уже не знаю, верить тебе или нет. Ты искусный лжец, но вот видео не врёт: ты целовался со своей секретаршей, и вы оба лежали на столе.
— Но я же сказал тебе…
— Недавно ты обещал мне, что будешь честным со мной. Утром, на этой самой кухне. Ты дал слово и опять солгал. Я не могу довериться мужчине, который постоянно врёт. Мне больно это говорить, но… — Она зажмурила глаза и неровно выдохнула, выпустив горячий воздух из лёгких. — Между нами всё кончено. Разберись в себе, пожалуйста, пока твоя ложь не погубила тебя.
Настя направилась к выходу, но остановилась перед Ромой, перегородившим проход. Она взглянула в его карие глаза и впервые заметила, чтобы они так блестели. Крупные капли слёз будто пытались не сорваться вниз, но всё равно текли по разгорячённым щекам, залитым краской.
Настя решила протиснуться в дверной проём, но Рома встал прямо перед ней, чуть ли не прижавшись вплотную. Дыхание обоих обжигало каждого, глаза обоих отсвечивали блики кухонных ламп.
— Дай мне пройти.
— Не уходи от меня. — Он взял её руки в свои, но те сразу же вырвались и сжались в кулаки. — Я рассказал тебе правду.
— Ты не заставишь человека любить, если он того не хочет. Ты просрал свой шанс, Рома, и потерял моё доверие.
И вот здесь злость стала набирать обороты. Он сказал ей правду, не соврал, и после этого она ещё и обвиняет его в измене?! Он рассказал ей всё как было! А она не верит! Неужели Рома действительно так часто пользовался её доверием и не оправдывал его, что даже от произнесённой им правды Настю терзали сомнения? Да какая, мать её, разница?! Он работал, он зарабатывал, и именно на нём держалась экономика их отношений, так что он мог позволить себе немного вранья, когда уставал! И что с того? Если бы он говорил Насте только правду, то они расстались бы на первой неделе, потому что ложи была неким механизмом, скрепляющим их вместе. Но сейчас — сейчас! — Рома говорил чистую правду, но Настя настолько обнаглела, что перестала принимать даже её. Она смотрела на него как на изменника, хотя он таковым не являлся. Чёрт, он остановил Марию, когда мог позволить ей завершить начатое, — и ради чего? Ради этих недовольных, осуждающих глаз?!
— Дай мне пройти. Я хочу домой.
— То есть, ты вот так возьмёшь и уйдёшь, да? — Теперь обида просачивалась и в его голосе, как бы он ни пытался её скрыть. — Ну молодец, отличный ход! Воспользовалась мной как портовой проституткой. Ты, наверное, уже забыла, кто тебе помог поступить в университет и как ты туда попала. Напомнить? Это был я, и все последующие походы в кино, рестораны, развлечения и подарки оплачивал тоже я. А ты, подоив корову сколько нужно, решила уйти. Ты не чувствуешь себя сукой, дорогая?
— Я чувствую себя дурой, потому что втюрилась в самовлюблённого нарцисса. Мне не нужны твои деньги! Понял? Засунь их себе в задницу, раз ты их любишь больше всех на свете!
— Не смей так со мной разг…
— А то что? Ударишь меня? Ну давай, ковбой, покажи всю свою силу на женщине! Может, ты умеешь не только врать, но и…
Рома ударил Настю под дых и услышал, как та резко выдохнула. Тело мгновенно согнулось пополам, а скрытый упавшими волосами рот пытался втянуть хоть немного воздуха. Ноги поплелись к столу, подальше от человека, нанёсшего такой удар. Когда Настя вновь смогла дышать, она грустно рассмеялась, смотря на Рому.
— Какой же я была дурой! Ты так хорошо притворялся! Теперь я понимаю, кто ты. Ты запутавшийся сам в себе человек. Я не хочу иметь с тобой ничего общего и уж тем более детей. Поезжай к своей Марии и трахайтесь хоть до рассвета!
— Да мертва она! — Рома оскалился, хоть сам того не заметил. — Я убил её! Не я…то есть… Я… — Он скрыл лицо в ладонях, после чего коротко всхлипнул.
Настя содрогнулась. Более ужасного всхлипа она никогда не слышала.
— Ты…убил Марию?
— ДА! — Его крик отразился от стен кухни, которая будто бы подслушивала их разговор.
И тихо обсуждала.
— Я убил её! Как и их всех! Убил каждого, кто стоял у меня на пути! Потому что я хищник! — На последнем слове его голос дрогнул, а сам он зарыдал, уже не в силах что-либо скрывать. — У меня не было другого выбора! Я не хотел! Я…