— Всадники всегда желанные гости у нас в Полукруглом. А женщины Вейра, так те бывают здесь каждую весну и осень — собирают сливу и топянику, траву и всякое такое.
— Госпожу Вейра я никогда не встречал. Только вижу иногда после Падения как она пролетает на своей Рамоте. А Ф'лар, Предводитель Вейра, — парень что надо.
— Поиск? Ну, если в Полукруглом отыщется подходящий малец, для нас это будет великая честь. Разумеется, мы его отпустим.
Правда, такая задача еще никогда не вставала перед Морским правителем — никто из Полукруглого не был отмечен при Поиске. «Так оно и лучше, — удовлетворенно размышлял Янус. — Ведь забери они какого-нибудь парнишку, так сразу каждый второй станет ныть, что выбор пал не на него. А в море надо работать, а не мечтать о всякой ерунде. Вот незадача — эти мерзкие ящерицы повадились летать у Драконьих камней. Правда, пока никто не смог туда добраться и изловить файра, так что особого вреда от них нет.»
Если новый арфист и счел своего холдера ограниченным трудягой, начисто лишенным всякого воображения, то годы учения вполне подготовили его к этому. Он прекрасно усвоил свою задачу — постепенно, подспудно готовить перемены, пусть вначале едва заметные. Ведь Главный арфист хочет, чтобы каждый холдер, каждый цеховой мастер вышел за узкие рамки потребностей своего холда, своего цеха, своих людей.
Арфисты — не только певцы и рассказчики. Они — арбитры правосудия, доверенные советчики холдеров и цеховых мастеров, воспитатели молодежи. И теперь, больше, чем когда либо, необходимо изменить заскорузлые привычки и взгляды, заставить всех, начиная с юнцов и кончая стариками, мыслить с позиций всего Перна, а не только своего клочка земли, оберегаемого от Нитей. Многое придется изменить и пересмотреть. Ведь если бы в свое время Ф'лар Бенденский не устроил всем встряску, если бы Лесса не решилась на тот фантастический полет на четыреста Оборотов в прошлое, чтобы привести за собой пять недостающих Вейров, сейчас бы Перн кишел бы Нитями, не уцелело бы ни единого островка земли! Благодаря Предводителям Бендена расцвели все Вейры, а с ними и весь Перн. И все холды и цеха тоже не прогадают, если только пожелают воспринять новые взгляды и веяния.
«Ведь Полукруглый вполне можно расширить, — размышлял Эльгион. Сейчас здесь ужасная теснота. Ребятишки говорят, что в окрестных скалах полно пещер. Да и Корабельная пещера может вместить куда больше, чем три с лишним десятка лодок».
И все же Эльгион был доволен тем, что увидел здесь — ведь это было его первое назначение. В холде ему отвели отдельную хорошо обставленную комнату, еды было вдоволь — разве что мужчине, привыкшему к сочному куску мяса, рыбная диета может скоро надоесть. — А обитатели Полукруглого — вполне милые люди, только немного мрачноватые.
Один вопрос не давал ему покоя: кто так безукоризненно вышколил детей? Старик Петирон дал знать мастеру Робинтону, что в Полукруглом есть подающий надежды сочинитель песен и приложил две безыскусные мелодии, которые произвели на Главного арфиста большое впечатление. Еще Петирон сообщил, что у сочинителя в холде не все ладится и что новому арфисту — Петирон, когда писал это письмо, уже знал, что долго не протянет, — следует найти к нему особый подход. Полукруглый держался особняком и чтил старые порядки.
Поэтому, следуя его совету, Эльгион не спешил, ожидая, что паренек раньше или позже объявится сам. Музыка говорит сама за себя, и, судя по тем двум песням, которые арфисту показали, у мальчугана несомненно были хорошие задатки. Если же он действительно воспитанник и сейчас в холде его нет — что ж, придется подождать, пока он вернется.
Вскоре новому арфисту удалось обойти все мелкие холды, ютившиеся в береговых скалах Полукруглого, и познакомиться с их обитателями. Девушки заигрывали с ним, а когда он вечерами пел в Главном зале, томно поглядывали на него и вздыхали.
Откуда было Эльгиону знать, что Менолли — именно тот человек, который ему нужен? Янус внушил ребятишкам, что новому арфисту не понравится, если он узнает, что их учила девчонка, что они опозорят холд, если проболтаются. А когда Менолли так страшно изуродовала себе руку, стали поговаривать, что она никогда не сможет ею владеть и что было бы слишком жестоко заставлять ее петь по вечерам.
Когда девочка оправилась от болезни и рука ее зажила, но по-прежнему не разгибалась, окружающие старались не напоминать ей о музыке. Да и сама она не появлялась в Главном зале. А поскольку она теперь не могла выполнять работу, требующую сноровки, ее частенько отсылали собирать зелень или ягоды, причем, как правило, в одиночку.