— Да милиция же…
— Открой ставню, покажись.
К окну подошел Аргентовский.
— Комиссара знаю.
Дверь открыл высокий мужчина. Был он босиком, в исподнем белье.
— Срам-то хучь прикрой! — крикнула ему женщина из глубины сенок.
— Ничаво… Хучь и милиционеры, а все одно мужики, — забалагурил мужчина, словно обрадовавшись позднему визиту «гостей». — Сюда, сюда проходите. А то кабы их благородия не проснулись. Беды не оберешься…
— Кто такие? — спросил Лавр, когда вошли в полуподвальную комнату, тускло освещенную коптилкой.
— Мы али они? — Мужчина ткнул пальцем в потолок.
— Их благородия.
— Неужто не знаете? — искренне удивился он. — Исправник Курганского уезда господин Иконников-с. Бывшие оне. Там, наверху, проживают. Женка моя кухаркой у их служила, пока я на германской вшей кормил. А теперь, вишь, не надо стало, хватеру ослобождай, потому как муж изранетый с фронту явился да красную заразу в дом принес. Седни вечером баталия Состоялась. И не столь Михаил Васильевич, сколь Софья Борисовна бунтуют.
В квартире Иконниковых не спали: дверь открылась тотчас. В прихожей Аргентовского встретила розовощекая пухлая хозяйка. Засуетилась, приглашая в боковую комнату.
— Проходите, проходите. Из милиции? Я так и знала!.. — всплеснула руками Софья Борисовна и, присев на краешек стула, залилась горькими слезами.
— Что вы знали? — спросил Лавр.
— Знала, что судьба его предопределена.
— Чья судьба?
— Михаила Васильевича, мужа моего. Говорила: сходи к властям, скажись… Покаянную голову и меч не сечет, — продолжала причитать хозяйка. — Скажите: много ему грозит? А может, расстреляют?
Она прижала руки к пухлой груди, раскрыла рот и по-детски вопрошающе уставилась на Лавра, словно ожидая, что он сию минуту разрешит все ее сомнения.
— Считаете, что вашего мужа должны судить?
— Не успокаивайте, пожалуйста. Так всегда бывает, когда меняется власть.
Аргентовский внимательно посмотрел на Иконникову. Она потупилась и грустно, сквозь слезы, улыбнулась:
— Я не перестаю думать: вы, большевики, будто родились в сорочках. Все-то у вас легко и понятно. А мы, служащие, вечно приспосабливаемся к власти.
«Мысли хозяйки понятны, — подумал Лавр. — Интересно, что думает и чем живет сам исправник?..» И, обращаясь к Иконниковой, спросил:
— Могу я видеть Михаила Васильевича?
Она встрепенулась.
— Пожалуйста! Не откажите в любезности пройти в соседнюю комнату. Он давно ждет вас.
У резного, красного дерева, шкафа в кожаном кресле сидел тучный мужчина в темном шелковом халате. В скупом свете семилинейной лампы холодно поблескивали стекла его очков. Из-под седеющей щетки жестких усов, закрывающих тонкую верхнюю губу, торчала прямая трубка. Глаза под тяжелыми полуопущенными веками глядели мрачно.
Лавр поздоровался. Иконников, привстав, поклонился.
— Чем могу служить?
— Я — комиссар Курганской горуездной милиции Аргентовский. В целях пресечения самогоноварения произвожу обыски.
— Пожалуйста. Препятствовать не благоразумно, — пыхнул он трубкой и, проследив за плывущим по комнате колечком, спохватился: — Садитесь, комиссар. Пусть ваши люди занимаются своим делом.
Лавр кивнул сопровождавшему его Авдееву: «Начинайте», — и вновь обратился к Иконникову:
— Предлагаю оружие сдать добровольно.
Хозяин неторопливо подошел к письменному столу, выдвинул ящик, достал новенький вороненый браунинг, подержал на ладони, будто прощаясь с ценной реликвией, положил на край стола.
— Надеюсь, он вам не пригодится, — улыбнулся Лавр, давая понять, что прибыл в дом с самыми мирными намерениями.
— Дай-то бог, — вздохнул Иконников. — Думаю, перед народом больших преступлений у меня нет. Делал то, что требовалось по долгу службы.
— Это другой вопрос. Подозревать или обвинять вас в чем-то у меня пока нет оснований. А дальше — жизнь покажет. Все будет зависеть от вашей лояльности.
— Лояльности? И это говорите вы мне, полицейскому чиновнику? Простите, но я не могу понять вас, — искренне удивился Иконников.
— А тут и понимать нечего, — как само собой разумеющееся сказал Аргентовский. — Революция выпотрошила, можно сказать, наизнанку вывернула старую Россию. Но это не значит, что мы должны оттолкнуть тех, кто раньше не разделял наши взгляды. Им тоже найдется дело, если они станут честно сотрудничать с Советской властью, работать, не держа камень за пазухой.
Иконников сидел в кресле, прикрыв лицо ладонью, думал.