— Знаете, что меня ночами терзает? — не меняя позы, наконец сказал он. — Как могло случиться, что история так зло подшутила над нашим классом? В чем беда и в чем боль наша?
— Ну, об этом как-нибудь на досуге. Извините, что не имею больше времени. Дела…
Аргентовский вежливо поклонился и вышел.
Облава закончилась перед рассветом. В воздухе уже чувствовался утренний холодок, когда Лавр возвращался домой. Он был в приподнятом настроении. Главное — сделано. В одном из притонов на Пушкинской улице схвачена шайка Аркашки Клуни. Все пятеро. Произошло это так.
Оцепив очередной квартал, милиционеры направились было по домам, но их остановил красногвардеец Савельев.
— Погодите, братцы. Здесь, второй дом от угла, проживает Фроська Бобкова. Раньше притон содержала. Ворья там разного бывало… Околоточный ее постоянно таскал к исправнику. Может, и счас…
Помощник командира конного отряда милиции Григорьев, руководивший группой, приказал соблюдать тишину, никаких действий не начинать. Опросив соседей, он узнал, что с вечера в доме Фроськи долго горел свет, по всему — были гости.
Григорьев внимательно осмотрел подворье. Оказалось, что из хлева в сенцы есть дверь. Если ее открыть, можно попасть на кухню.
При свете фонаря долго возились с внутренней задвижкой, но открыть не смогли. Тогда ломами приподняли и сняли с петель дверь. Ворвались в горницу. Бандиты спали на полу. Спьяну никто из них не мог сообразить что произошло, только Клуня, как был в нижнем белье, так и бросился в окно. Кто-то ударил его прикладом по голове. Звенькнуло стекло и бандит вместе с рамой повис на подоконнике.
— Осторожно! — крикнул Григорьев. — Сказано: брать живым…
Бандита привели в чувство и вместе с остальными отправили в управление.
Весь день следственная комиссия возилась с Клуней. Лишь к вечеру он рассказал, что приехали в Курган из Златоуста, послал их старый дружок, рецидивист, по кличке Муха, который, судя по всему, был там связан с какой-то контрреволюционной организацией. Велел связаться с Годовых, выполнять его поручения. От него, Евгения Годовых, и получил задание: «убрать» трех-четырех партийцев. Вчера Годовых принес задаток — кулон и два золотых перстня. Остальное, полфунта золотых вещей, должен получить, когда выполнит задание. На завтрашний вечер у них назначена встреча в доме 20 по Береговой улице. Ястржембский позвонил Аргентовскому.
— Лавр Васильевич, рассыльного до меня пошли. Есть новость.
Вскоре от Ястржембского принесли ордер на арест Годовых и записку:
«Сделай это вечером. Шум не поднимать. Спрячь его в одиночку и позвони мне».
Годовых дома не оказалось. Хозяйка, молодая вдова, что-то напевая, вешала в горнице занавески. Привыкшая к ночным гостям постояльца, на стук в дверь не откликнулась. Когда Лавр вошел и поздоровался, сразу же сказала:
— Ежели вы к Жене, то его нету дома.
— Где его найти?
— А вам зачем?
— Надо.
Она повернулась, удивленная таким ответом, смерила Аргентовского изучающим взглядом: это еще что тут за тип?!
— Где Евгений?
— Ежели срочно, завтра он сам вас найдет.
— Мы дальние, — соврал Лавр. — Ночевать не резон. Крайняя нужда к нему.
— В пожарку, сказывал, пошел. Спектаклю разыгрывать хотят, так он на эту…
— На репетицию, — подсказал кто-то из сопровождавших комиссара милиционеров.
Хозяйка кивнула головой.
…В сумрачном зале пустые ряды скамеек. Над сценой густо коптили две висячие семилинейные лампы, освещая импровизированный плетень из ивовых прутьев и угол деревенской избы. Перед избой ходил толстый, с брюшком, мужчина. Он тряс длинной мочальной бородой и громко кричал:
— Хлеба им подавай… На-ко, выкуси, голь перекатная!..
На мгновение Лавр задержал взгляд на суфлере. Тот, высунувшись из-за ширмы, шепотом подсказывал:
— Дьяволу душу заложили…
Но мужчина, изображавший кулака, молчал. Он смотрел на только что вошедших вооруженных людей, раскрыв рот от удивления.
Суфлер сердился. Грозно выкатив глаза, шипел:
— Говори: «дьяволу душу заложили»… Оглох, что ли?! Тьфу!..
И тут за круглой голландской печкой Аргентовский увидел Годовых. В черном костюме-тройке сидел он в кресле прямой и жесткий. Темные, аккуратно подстриженные усики на смуглом лице почти сливались с тонкой верхней губой.
Извинившись перед артистами, Лавр подошел к Годовых. Тот встал, заложил руки в карманы, надменно заговорил:
— Кто дал вам право бесцеремонно врываться сюда? Идет репетиция. Завтра спектакль. Я, как представитель совдепа…