Лаи принял трубку и прикрыл пальцем отверстие в табачной камере, чтобы сильнее раскурить.
– За науку спасибо. – ответил юноша, выдыхая облачко дыма. – Кто еще обитает под землей и как себя с ними вести?
Гном поразмыслил, а потом сказал:
– Шурбан. Лохматиком у дылд-шахтеров зовут.
– Это гном, который бороду с рождения не стрижет, что ли? – захихикал Аргилай. – Ему, наверное, расческу подарить надо, а он тебе горшочек золота.
– Дерьма горшочек! – обиженно засопел гном. – А ну не смейся на Шурбаном, а то накажет тебя! Хозяин он всех шахт и штреков!
В полной темноте Лаи нащупал плечо гнома и несильно сжал.
– Прости, господин гном, не по злому умыслу, а по глупости сказал.
– То-то и видно, что по глупости. – продолжая сопеть, буркнул гук.
– Так кто этот хозяин шахт?
Гном забрал свою трубку и сильно затянулся, так, что тлеющий табак осветил его большой нос и черные глаза.
– При добыче угля в шахтах часто появляется рудничный газ. Его почти невозможно заметить – ничем не пахнет. Но вот зараза – от любой искры воспламеняется. А если рудничного газа будет много, то произойдет взрыв и обвал.
– Ого! – удивился Аргилай. – Опасное дело. И никак не отследить, что газ появился?
– Сейчас научились, – кивнул Кошель. – Канареек используют. Как перестала чирикать в клетке – значит, газ пошел, и спасаться пора. Даже пословица имеется: «Чик-чирик, тикай старик». А в старину была такая профессия – газожег. Лихие парни в нее шли или отчаявшиеся совсем. Завернутся в шубу, натянут меховую шапку с перчатками, обольются водой, и с факелом по шахтам ходят – газ выжигают. Но кто ж его знает, где этот газ и сколько скопилось. Каждый новый выход на работу у газожегов равносилен самоубийству.
– Уж лучше канареек. – согласился юноша.
– И вот однажды один молодой гном полюбил прекрасную девушку. Но отец у девушки был жадный до денег и не хотел отдавать дочь за бедного. А молодые любили друг друга безумно.
– Где-то я уже слышал похожее начало. – сообщил Аргилай, почесывая подбородок и пытаясь припомнить. – Кажется про карнавал в Тильбоне. Только там не про гнома. Проблема денег актуальна для всех несчастных влюбленных.
– Ну, еще бы! – согласился гук. – Проблема вечна, как горы. Когда ты молод: денег нет, а любви хочется. Когда стар: деньги есть, а любить уже нечем. Ну, так вот, – продолжил он свой рассказ. – Гном этот от отчаяния устроился газожогом, чтобы состояние быстро заработать.
– И погиб? – предположил Лаи.
– Да. В первый рабочий день его отправили обойти всю шахту с факелом, толком не объяснив суть работы. Скопление газа, взрыв, обвал… Вот так и бродит до сих пор дух его по всем шахтам.
– А он добрый дух или злой? – спросил Аргилай.
– Добрый, злой… – недовольно проворчал Кошель, почесал нос и громко чихнул.
– Будь здоров! – пожелал юноша.
– Спасибо. – поблагодарил гном, утирая, навернувшиеся слезы, а затем спросил. – А сам ты добрый или злой?
– Конечно я добрый. – с удивлением в голосе и, не раздумывая, ответил Лаи.
– Расскажи это женам, – посмеиваясь в бороду, отозвался гук. – Расскажи это матерям тех Сыновей Черного Медведя, которых ты сразил в бою. Вот они будут удивлены, какой ты добрый. Все мы для кого-то добрые, а для кого-то злые. – нравоучительно добавил Кошель. – Вот и Шурбан для кого-то спасением становится, а для кого-то гибелью. Рассказывают, работали несколько гномов в забое, вдруг раз – видят старика в рваной шубе. Тот грязные руки тянет и молит сиплым голосом: «Водицы бы мне, в горле пересохло». «Шел бы ты дед отсюда, самим мало.» – разозлились шахтеры и прогнали странного гостя. Дед нахмурился, палец указательный поднял, покрутил им, да прочь пошел. Но у одного гнома все, же совесть проснулась, схватил он флягу, да бегом за дедом пустился. И только несколько шагов сделал, как за спиной грохот. Всех шахтеров обвалом убило, кроме того, которого жалость к гостю спасла. Вот такой он Шурбан, дух подземный. И знак с тех пор у нас есть предупреждающий о смертельной опасности. – гном поднял указательный палец и покрутил им.
Аргилай широко зевнул и потянулся.
– Намек понят, – хрюкнул в бороду гном. – Утомил я тебя своими байками.