Лиса принесла человеческий череп. Трица некоторое время смотрела на находку, а затем, где стояла там и села прямо в пепел. Варварка что-то сказала. Арт-три нахмурилась, поднялась и пошла за ней. Вскоре они извлекли из-под сгоревших обломков дома шесть черепов, пять шлемов и различные части латной брони.
– Не наши, – задумчиво произнесла Трицитиана, рассматривая закопченные черные шлема. – Никогда подобных не видела.
– Пять шлемов, но шесть черепов. – произнес Лаи, излучая лучи смекалки и эрудиции. – Думаешь шестой череп – это твой отец?
Женщина некоторое время раздумывала, затем ответила:
– Думаю, мы были очень беспечны, когда считали себя в безопасности на другой стороне Пепельных гор.
Лаи сел на почерневший остов и медленно обвел взглядом пепелище. Не такого финала он ожидал от путешествия.
Варварка вновь затараторила что-то на своем наречии. Трица внимательно слушала, после чего пояснила для Аргилая:
– Лиса говорит, что видела людей в таких шлемах и черных доспехах. Они приходили к вождю ее племени.
– И что они хотели? – без особого интереса, спросил Лаи.
– Не знает, – покачала головой женщина. – Но на следующий день Сыновья Черного Медведя отправились в поход через горы.
– В деревне это тоже, – юноша подавил рвотный рефлекс, возникший при воспоминании о недавно увиденных картинах. – Косолапые натворили?
– Нет, медведи иначе поступают с телами. – тихо ответила Трица.
– В смысле, – удивился Аргилай. – Съедают что ли?
– Скажешь тоже. – фыркнула женщина, а затем добавила. – Только сердца.
– Значит она, – Лаи пораженно кивнул на Лису. – Ела людей?
– Лишь совершеннолетние достойные этой чести. – пояснила арт-три.
Аргилай поднял закопченный черный шлем. Большой и тяжелый, напоминающий ведро с заостренным дном. Узкие длинные глазницы смотрели пустыми провалами.
– Как думаешь, что тут произошло? – отбрасывая шлем в сторону, спросил юноша.
– Могу лишь предполагать, но те, кто пришел сюда – дорого за это поплатились. – Трицитиана указала на край почти не тронутой пожаром лужайки. – Видишь большое выжженное пятно?
– Там нет пепла, – удивился Лаи. – Только обожженная земля.
– След колдовской молнии. Он гораздо больше, чем след обычной молнии. Отец мастерски владеет этим заклинанием, – Трица со злобой пнула ногой обгоревший череп и тот, подняв облако пепла, отлетел в кучу почерневшего хлама. – Отец спалил дом молниями, вместе с теми, кто вошел в него.
– Нам стоит похоронить останки? – предложил юноша.
– Я не буду хоронить людей, которые напали на отца. – мрачно ответила наемница. – А какой из этих черепов мог принадлежать отцу – я не знаю.
Пепел кружился в последних лучах заходящего солнца. Вонь из деревни не долетала до хутора на холме и здесь стоял лишь запах сгоревшей древесиной. В высоком, чистом небе метались ласточки. Над цветочной клумбой, чудом не тронутой пожаром, гудели крупные пчелы, в траве стрекотали кузнечики. Мир продолжал существовать несмотря на все ужасы, что творились тут совсем недавно. Мир все так же дышал жизнью. А оттого становилось еще тяжелее осознавать, что все те месяцы путешествия, все те тяготы, лишения, потери и невзгоды, которые выпали на долю друзей – оказались напрасны. Аргилай стоял на финальной точке своего путешествия. Это был конец, провал, пустота. Казалось теперь можно просто сесть и тупо смотреть по сторонам, потому, что идти больше некуда. Лаи изгой без прошлого и будущего. Впереди юношу не ждало ровным счетом ничего. Или так только казалось?
Человек, потерявший память смотрел с холма на простирающийся вокруг мир. С такой высоты вид открывался чудесный. Зелено-желтые равнины предгорий, с пятнами редкого леса и каменными холмами, простирались до самого горизонта, соединяясь вдали с чистым сереющим небом. Человек смотрел на заходящее солнце и вспоминал свой первый день – почти, что день рождения, свой первый рассвет новой жизни. Теперь же все завершалось – солнце заходило за горизонт.
Но на какой-то миг, на какие-то несколько мгновений все это стало неважно. Аргилай почувствовал, как изнутри его греет некое теплое чувство. Вероятно, любовь. Любовь ко всему, что он сейчас видел, любовь к миру, в который ему посчастливилось попасть и остаться. К миру, частью которого он стал. Маленькое зернышко любви и счастья, теплилось внутри. На молодом лице Аргилая расцвела улыбка.
Высокая рыжеволосая женщина, рыжая девочка-подросток в черной шкуре на плечах, и босоногий юноша без прошлого сидели на закопченной балке сгоревшего дома и любовались на закат.