Юноша с грустью вспомнил Упрямца. Как он там сейчас? Лежит на холодной земле, пронзенный стрелами. Совсем один.
В последний момент Лаи слегка улыбнулся, припомнив, как впервые испытал восторг бешеной скачки на своем четвероногом друге. Ветер развивал длинные волосы, путая их с гривой Фельдбонского боевого коня. В тот момент они были едины в своей радости, в упоении скоростью, и безмерно счастливы. Запах кожаного седла и конского пота навсегда останутся в памяти Аргилая, как и другие воспоминания об Упрямце.
Сознание окончательно померкло, погрузив мир в непроглядную тьму.
Глава 19. Остров Семи Башен.
Трицитиана, дочь арт-три, Огненная Фея и все такое прочее, в блаженной полудреме томно нежилась на пуховой перине. Женщину ласково убаюкивали волны, плещущиеся о борт корабля. А столь родной, любимый запах соли, смешанный с ароматом, просмоленных дегтем досок, навивал счастливые воспоминания о временах, когда они с капитаном Сарганом занимались контрабандой и ходили под парусом в рисковые и дерзкие рейды. То были светлые, беззаботные, хотя и полные смертельной опасности, времена ее юности.
Трица услышала скрип двери. Так не хотелось покидать уютные воспоминая и возвращаться в реальный мир. Если незваные гости пришли за ее жизнью, то пусть забирают. Ведь сейчас она немощная калека. Чего стоит жизнь бесполезного человека, который без чужой помощи не может даже ходить.
Маленький пальчик ткнул в плечо. Арт-три дернула рукой, словно отгоняя муху, но глаза не открыла. Пальчик не сдавался и, крайне беспардонно, повторил процедуру, но теперь в щеку.
– Три! – прозвенел знакомый молодой голос. – Вставай! Там такое!
– Еще пять минуточек. – проворчала наемница, цепляясь за ускользающие образы из прошлого, которые разлетались, как сухая листва на ветру.
– Нет! Закончится. Вставай!
Трицитиана повернулась и открыла глаза. В маленьком пятне света стояла рыжеволосая варварка. Черный, как смоль Мамба, почти сливался со тьмой каюты. От южанина виднелась только рука, держащая масляный фонарь на короткой цепочке.
– Прибыли? – недовольно спросила женщина, щурясь от света.
– Да нет же! Там такое! Такое! Ну – такое. – Лисе то ли не хватало словарного запаса, чтобы описать увиденное, то ли от эмоций она забыла все слова.
– Ладно, – наконец сдалась Трица. – Показывай, что там у тебя – Такое.
Варварка радостно завизжала и захлопала в ладошки, словно была обычной девочкой-подростком, а не зверенышем из клана Сыновей Черного Медведя, которого с детства учили убивать.
– Баклажан, неси! – приказала она и острым локотком ткнула чернокожего спутника.
Баклажаном Мамбу прозвали матросы на корабле. Разумеется, не в лицо. Лиса не знала, что такое баклажан и тем более не понимала, что это обидное прозвище для обладателя смуглой кожи. Но слово «Баклажан», по ее мнению, звучало важно и красиво. Великан не возражал. За время путешествия на остров Семи Башен, которое продолжалось уже четвертую неделю, Мамба окончательно привязался к девочке и ни в чем не смел ей отказать.
Черные мускулистые руки легко подняли, истощенную от болезни, Трицу и отнесли на верхнюю палубу. Возле мачты Лиса заботливо постелила мохнатую теплую шкуру. Арт-три поерзала, на новом месте, устраивая болевшую спину. С благодарностью приняла одеяло и завернулась в него. Ветер на море дул сильный и пронизывающий.
Варварка всполошилась не зря. Небольшой одномачтовый парусник плавно скользил по необъятной глади воды. Деревянный нос корабля рассекал медно-золотые волны, окрашенные красным закатным солнцем. Последние лучи, серыми клинками, пробивали красно-розовые облака. В гаснущем небе кричали чайки. По правому борту, неспешно заслоняя собой все пространство, из моря вырастала белая скала с зелеными островками растительности. Можжевельник и фиолетовые цветы, по форме напоминающие слезы, ютились на камнях, корнями крепко держась за отвесные склоны. На вершине скалы высилась одинокая башня. Вероятно, когда-то она была красной. Но сейчас вьюн и мох, заполонили собой все пространство стен. Деревянная конусообразная крыша провалилась и среди торчащих гнилых балок нашли приют десятки птиц. В окнах нижних этажей, отражая солнце, поблескивало цветное стекло, а верхние – закрывали деревянные щиты, неаккуратно сколоченные из досок. Часть досок почернели или вовсе держались на честном слове.