– Но дети. – произнес Аргилай, с трудом разлепив пересохшие от волнения губы.
Юноша совершенно не ожидал такого поворота событий. Одно дело, когда в горячке боя ты убиваешь врага, но совсем другое: беззащитные женщины и дети в ужасе жмущиеся к стене и просящие пощады. Даже если это те самые люди, что совсем недавно собирались убить и съесть тебя.
– Это сейчас они дети, – возмущенно прошепелявил гном с обгоревшим хохолком на голове, указывая на противников окровавленным топором. – А через несколько лет они станут такими же уродами, как те, что обманули нас и заковали в колодки. Вырастут в кровожадных хищников! Лично я не смогу простить себе, если сейчас оставлю в живые эти личинки чудовищ и обреку на мучительную смерть их будущих жертв – таких же мирных путников, как мы.
– Я плевать хотела на других путников. – с безразличием в голосе ответила Трицитиана. – Хочешь убить – иди и убей. – разрешила она, пожимая плечами.
Бипа сверкнул темными глазами из-под густых кустистых бровей, вскинул свой топор и сделал несколько шагов к вжавшимся в стену людоедам. Женщины завыли от ужаса, прижимая к себе плачущих детей. Гном остановился и застыл. Простояв так несколько мгновений, он уронил голову на грудь и медленно опустил топор.
– Не могу. – с трудом выдохнул он и обиженно засопел.
Трицитиана бесшумно подошла сзади и положила руку на трясущееся плечо гука.
– Не все так просто, да, господин гном? – примиряюще произнесла рыжая женщина.
С другой стороны, к Бипе подошел Нюх, ткнул собрата в плечо своим кулачищем и посмеиваясь, хрипло сказал:
– Геноцид, брат, дело хлопотное. Одного желания мало, тут талант нужен.
– Гено… что? – не понял гном с обгоревшим хохолком волос.
– Наш мир – это долбаная мясорубка, где каждый выживает, как может. – присаживаясь на лавку к столу, убранному к пиру, начала Трица. – Нам тоже приходилось убивать. Еще неизвестно чей счет отнятых жизней больше. Этих, – она кивнула в сторону людоедов, вжавшихся в стену. – Или наш. И точно не нам рассуждать насколько мирными были сожранные за этим столом путники. – наемница вздохнула. – Мы вольны лишь над выбором тех решений с которыми потом сможем жить. Лично я не готова убивать детей. И плевать мне на других путников, пусть сами борются за право существования.
– Справедливо. – согласился Нюх. – Лучше и не скажешь.
– Но все те люди, что погибли здесь!? – внезапно вступил в разговор Аргилай. – Там в каждом доме сидит восковая кукла с костями внутри, человеческое чучело. Их надо похоронить.
– Похороним. – кивнула Трицитиана, ударила кулаком по столу и поднялась на ноги. – Я решила. Эй, Неждана, – позвала арт-три дочь старосты Карпыча. Та подняла на наемницу заплаканное лицо. – Условия такие: вы показываете все тайники в деревне, я отпускаю вас на все четыре стороны. А село мы сожжем.
Черноволосую девочку затрясло, но она взяла себя в руки и глотая слезы ответила:
– Разреши забрать свои вещи.
– Разрешаю. – легко согласилась Трица. – Каждая может забрать столько сколько способна унести на себе.
В тайниках нашлось оружие, деньги, посуда и даже ящик какого-то незнакомого крепкого пойла. Гномы сразу откупорили бутылочку, продегустировали, крякнули и одобрили. Все добытое погрузили на телегу, в которую запрягли двойку местных лошадей. Туда же Лаи бросил сумку с письмами курьерской службы Бакарди, которую отыскал в сарае рядом с телом усатого курьера.
Была уже поздняя ночь. Зарево от горящей деревни виднелось далеко, а багряные отсветы отражались на низких облаках, подсвечивая черное небо. Где-то там, в объятых пламенем домах, растекались фигуры. Воск плавился и горел, обнажая белые кости, давно убитых людей. Чучела плакали огненными слезами, глядя из окон на кончину общины людоедов.
От деревни в сторону пыльной степи брели женщины и дети, неся в мешках и волокитах свои скромные пожитки. Черноглазая девушка с темными волосами, заплетенными в толстую косу, с трудом волокла окоченевший труп своего отца – старосты Карпыча.
Аргилай с высоты спины Упрямца с замиранием сердца смотрел на это зрелище. Юноша знал, что никогда не забудет то, что увидел здесь. Не сможет забыть. Все прочие невзгоды и лишения его путешествия меркли на фоне той трагедии, что разыгралась у него на глазах в деревне с аппетитным названием – Пирожок. Мир исказился, встал с ног на голову, потеряв понятия о добре и зле. Все стало относительным и от того еще более ужасным.
– О, глянь! – прошепелявил Бипа, указывая толстым пальцем на Неждану, тащившую тело своего отца. – Девка заботливая растет, хозяйственная – ужин на всех прихватила!