ПРОЛОГ
Те adorant superi
matrem omnis gratiae,
Maria!
Ad te clamant miseri
de valle miseriae,
Maria!
Sequentia de BMV.
I.
Простые строфы рыцарской поэмы,
Благословенная, благослови!
Перед Тобой мои проклятья немы,
и в сердце грешном нет иной любви,
чем Девы лик безгрешный и пречистый,
Ее убор из роз, венец лучистый.
II.
Ни девять муз, ведомых Мусагетом,
ни рокот лирный, ни крылатый конь
не властны впредь над рыцарем-поэтом,
не им зажечь в моих устах огонь:
лишь Ты мой дух, безумием томимый,
Мать, озаришь свечой неугасимой.
III.
Кто б ни был я, но если я посмею
перед Тобой заплакать, как дитя,
к разбойнику, безумцу и злодею
Ты снизойдешь с небес, светло грустя,—
вот я стою с разбитою надеждой,
укрой меня Своей святой одеждой.
IV.
Я в этот мир явился с жаждой мщенья,
затем, что был замучен в век иной,
я жду любви, как жаждут причащенья,
и в женщине Твой облик неземной
провижу я, обетом старым связан,
служу Тебе, и вот за то наказан.
V.
Святая Мать, Царица непорочных,
прими незлобно горький мой упрек;
слова созвездий пламенных и точных
я прочитать дал клятву и не смог,
померкло Солнце, вспыхнула Венера,
впились мне в сердце очи Люцифера!
VI.
Он звал меня: «Там, на другой планете
тебя любил я, как свое дитя,
в моем дворце провел ты пять столетий,
затем, чтоб здесь блуждая и грустя,
ты стал земле навеки враг упорный,
там светлый дух, здесь рыцарь рати черной.
VII.
В последний миг, когда погасло пламя,
я сам собрал твой пепел на костре,
чтоб под мое, как рыцарь, встал ты знамя
и взорами тонул в моей заре,
где души, оскорбленные землею,
навек неразлучаемы со мною.
VIII.
В моем раю витают Духи света,
в кружениях поющие огни,
там нет любви и песни без ответа,
желанные друг другу искони
земной любви не ведают позора,
пред пламенем не потупляют взора!
IX.
Кто под моей, как ты, рожден звездою,
тот не увидит в Духе Света зла;
благословлю — и за его спиною
два развернутся светлые крыла.
Я дал земле, глумясь, свой образ ложный,
меня постигнуть людям невозможно!
X.
Мою печаль ты пил в лучах полночных,
мой тайный лик провидел на кресте,
искал в любви восторгов непорочных,
служил невоплотимой красоте,
ты был рожден (мои безумны дети!)
с тоской волшебной по иной планете!
XI.
Не верь земле! К пылающему трону
коленопреклоненный припади,
сорвем мы с Солнца светлую корону!
Мой знак означен на твоей груди!
Я — Первый Свет, я — первенец творенья,
к земле всегда исполненный презренья!
XII.
Я — осквернивший Розу Эмпирея
и десять опрокинувший небес,
я пал, кляня, стеня, и пламенея,
но луч надежды в сердце не исчез,—
чрез шесть веков я всякий раз свободен,
срок близится, ты, рыцарь, мне угоден!
XIII.
Мной наделен ты страшными дарами,
ты мой избранник; я тебя люблю!
Я — ураган, играющий мирами,
я — змей свистящий в отческом Раю,
я — на кресте разбойник вопиющий,
я — брат Христа, в Раю предвечно-сущий!..»
XIV.
Горят во мраке очи золотые.
и знаю я, что мне спасенья нет.
и только имя кроткое «Мария»
уста спешат произнести в ответ;
смешалось все и все вокруг поблекло,
я вижу храм. цветут цветные стекла.
XV.
Два Ангела направо и налево,
меж них стезя воздушная из роз
и благостно ступающая Дева...
Гремит орган, дыханье занялось,
пою я «Ave», голос странно-тонок,
я — возвращенный матери ребенок.
XVI.
И в этот миг забвенья и прощенья
мне хочется шепнуть: «О, снизойди
к его кресту, чтоб усладить мученья!»
И жду я с тайным трепетом в груди,
чтоб под Твоими кроткими глазами
я изошел кровавыми слезами!
XVII.
Я верую, когда во мраке грянет
последний зов, последний день Суда,
Твой кроткий взор один судить не станет,
Ты все простишь, простившая тогда,
в ту ночь, как Ты, склонясь ко злому древу.
о, Ave! оправдала матерь Еву.
XVIII.
Когда же душ погибших вереницы
сойдут стенать к безжалостным кругам,
в железный лес, где мучатся блудницы,—
и Ты сойдешь к подземным берегам,
чтоб в хоре грешниц с неослабной силой
взывать немолчно: -«Господи, помилуй!»
XIX.
На исповедь! Отныне все признанья,
все помыслы, обеты, все мольбы —
лишь страшный долг святого покаянья,
лишь ожиданье громовой трубы.
Заступница! Тебе Одной все видно,
лишь пред Тобою плакать нам не стыдно!
XX.
Мать, огради заблудших, тех, кто схвачен
тоской безумной о былых веках,
на чьей груди знак Дьявола означен,
и черные стигматы на руках,
кто помнит все и жаждет вновь, безумный,
все возвратить в наш век пустой и шумный.
XXI.
Верни наш век назад, к средневековью,
иль нам верни протекшие века,
за дар святой мы все заплатим кровью,
с надеждою мы ждем в ночи. пока
Ты не сойдешь, ключ райских врат вручая,
с Крестом и Розой сердце обручая...
XXII.
Я помню, вняв простым словам монаха,
я пред Тобою пал, сожжен стыдом,
я пал как раб, как рыцарь стал из праха,
а надо мной вознесся Кельнский Дом,
лучи играли в окнах голубые,
был месяц май, Твой месяц был, Мария!
XXIII.
И не напрасны были эти слезы,
все эти взоры, брошенные вспять,
мольбы и славословия в честь Розы
и девственных созвучий благодать:
Ave Maria, stabat dolorosa,
columna ignis, stella, sancta rosa.
XXIV.
Родные всюду проступили знаки,
стал смутен гул, как от жужжанья пчел,
забылось все, и тихо в полумраке
мне дивный сон на сердце снизошел,—
и все, что прежде, некогда случилось,
передо мною вдруг разоблачилось.
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Tu es regis speciosi
mater honestissima,
odor nardi preciosi
rosa suavissima.
Sequentia de BMV.
I.
Два рыцаря, два друга и два брата
к Святой Земле выходят на заре,
идут в вечернем золоте заката
и в утреннем холодном серебре,—
покинув край родной, гостеприимный,
уходят вдаль, поют святые гимны.
II.
Незлобивы, доверчивы, как дети,
они бредут чрез долы и леса,
им чудится — идет меж ними Третий,
и внятны им повсюду голоса,
а в трудный миг, когда весь мир — загадка,
им кажет путь железная перчатка.
III.