......................
......................
......................
......................
XIV.
Сгустился сумрак, воздух холодает,
нет ни звезды в небесной высоте;
они одни, лишь слышно, как рыдает,
прильнув к земле, Мария в тишине.
и мнится им тогда, в своем рыданье
она земле передает страданье!
XV.
Вот фыркают, прядут ушами кони,
не слышат шпор и скачут на дыбы,
все ближе шум невидимой погони.
вот грянул топот дрогнул зов трубы,
вот меч сверкнул, за ними, словно птицы
ночных теней несутся вереницы.
XVI.
Свистят мечи, но сталь лишь воздух режет,
несутся кони. грива по земле,
и дикий смех, змеиный свист и скрежет
за ними долго гонится во мгле;
когда ж занялся луч рассвета бледный,
исчезло все, как утром сон бесследный...
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Fac me tecum pie flеге,
crucifixo condolere,
donee ego vixero;
fuxta crucem tecum stare
et me tibi sociare
in planctu desidero!
Sequentia Jacoponis de Todi
de compassione BMV.
I.
Свершилося: над миром возникает
опять святое знаменье Креста,
пред ним весь мир смиренно поникает,
и каждая душа опять чиста.
ликует тварь, ликует вся природа
в предчувствии крестового похода.
II.
Священный клич, что будит сон столетий,
великий зов, зовущий с небеси!
О подвигах во сне мечтают дети...
Кто смеет, меч за правду вознеси!
Гнев рыцаря — то правый гнев Господен!
Ужель Тебе, он, Боже, не угоден?
III.
Пора... Завет любви и веры старой
презрела церковь блудная!.. Пора!..
Сам Сатана под папскою тиарой
воссел на трое рыбаря Петра;
повсюду скрыты пурпуром стигматы,
торгует Божьим гробом враг проклятый.
IV.
Слыхали ль вы, о братья? Горе, горе!
С себя венец роскошный совлекло
Христово изваяние в соборе,
горячей кровью оросив чело;
слыхали ль вы, у Mater Dolorosa
в очах живые проступили слезы?
V.
Мы ждем! Народы на собор вселенский,
как прежде, соберет какой Клермонт?
Пусть кликнет клич смиренный Петр Амьенский,
на клич ответит гордый граф Раймонд;
и Божий мир в семью народы свяжет
и всем врага единого укажет.
VI.
Когда же снова под открытым небом
нас властно новый созовет Урбан
слов пастырских сердца насытит хлебом?
Когда ж опять от всех морей и стран
на парусах, подъятых ветром веры,
к Земле Святой помчатся вновь галеры?
VII.
Где детская, где ангельская вера?
Не Бог ли правит рыцарским конем?
Иль не пылает в длани тамплиера
меч Михаила праведным огнем?
Чалмы не выше ль Фридриха корона,
крест Монсальвата — храма Соломона?
VIII.
Ужель угасло пламенное слово
сурового аббата из Клерво?
Презренное, оно зовет нас снова,
как вздох пустыни, тяжко и мертво?
Ужель бесплодны муки падших братии,
вассалы Девы, дети Божьей рати?
IX.
Наш белый Град, Иерусалим Небесный,
сойди на нас, как дождь из белых роз,
как Божий гром, как сладкий гимн воскресный;
чтоб дуновенье Духа пронеслось,
и пусть стеной незыблемой над бездной
восстанет вновь строй рыцарей железный!
X.
Спасенье есть! Мы ждем, мы жаждем чуда,
и с каждым днем все явней между нас
видение священного Сосуда.
в который Кровь святая пролилась;
пусть вся земля отчаяньем объята,
к нам не замедлит зов из Монсальвата.
XI.
Да. не иссяк источник благодати,
раздастся снова вещий зов, и вот
вождь солнечный сберет святые рати
и на Восток проклятый поведет,
и снова слезы радости прольются,
и вкруг креста вновь розы обовьются.
XII.
Но где же он, от века всеми жданный,
кто поведет безгрешные полки,
зажжет сердца любовью несказанной,
преодолеет воды и пески?
И вот уже гремят повсюду клики:
— Он между нас, бесстрашный и великий!
XIII.
И светлый Вождь, священной полон муки,
моля себе у Господа костер,
младенческие, пастырские руки
вдруг над толпой рыдающей простер,
он все сердца зажег одной любовью —
«Да долг святой уплачен будет кровью!»
XIV.
Как пламена горят его стигматы,
он меч и факел, человек и крест,
он созвал рать и на Восток проклятый
ведет мужей, читая знаки звезд,
все тетивы и все сердца нацеля;
над ним простерты крылья Анаэля.
XV.
Чтоб силы дать его священной рати,
чтоб полумесяц вражий превозмочь,
его двенадцать рыцарей и братии
склоняются пред Чашей день и ночь;
нисходит к ним, сияя, Голубь белый,
простерши крылья над вселенной целой.
XVI.
Здесь рыцари, раскаяньем томимы,
на грудь свою слагают красный крест,
там с гимнами проходят пилигримы,
в далекий путь спеша от милых мест,
вновь стали чисты все сердца и взоры,
и от рыданий дрогнули соборы.
XVII.
На площадях великое молчанье,
и все сердца трепещут как одно,
сбываются седые предсказанья,
связуются века в одно звено;
он близится, людской смолкает рокот,
разносится его орлиный клекот.
XVIII.
Его коню бегут лобзать копыта,
склоняются, покорствуя, во прах,
все сердцу дорогое позабыто,
все презрено: печаль, любовь и страх;
здесь два врага стоят, обнявшись, вместе,
там милый забывает о невесте.
XIX.
К его ногам бросаются колдуньи,
их оградить моля от Сатаны,
из черных книг и знаков в полнолуньи
пред ним костры повсюду зажжены,
в одеждах белых шествуют блудницы
и мирно растворяются темницы.
XX.
Как знамение радостного чуда,
за ним покорно некая жена
с улыбкой светлой шествует повсюду,
в гирлянды роз и лилий убрана,
и девочка, чье имя Беатриче,
играет с ним средь умиленных кличей.
XXI
Но красная отвергнута им шляпа,
и высшее свершилось торжество:
раскаяньем томим, сам грешный папа
благословенье принял от него,
и прозвучали громом в Ватикане
слова, предвозвещенные заране...
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
Imperatrix supernorum,
superatrix infernorum,
eligenda via caeli,
retinenda spe fideli —
separates a te longe,
revocatos a te lunge
tuorum collegio.
Sequentia de purificatione BMV.
I.
Два рыцаря, два друга и два брата
к Святой Земле уходят в поздний час,
идут в вечернем золоте заката,
идут в толпе, не поднимая глаз,
навек покинув край гостеприимный,
уходят вдаль, поют святые гимны.
II.
Они поют: «О братья-христиане,