Я посмотрел на часы. Мог ли я поверить глазам? Семь секунд семь минут второго! Его ставка выиграла! Его ангел хранитель вмешался ― Банка Варенья получил возможность начать новый путь.
Глава XIV
Воды обезумели от радости. Солнце освободило их из горных снегов. Вдоль холмов и долин они сверкали, стекая с валунов, капая из мшистых расселин, бурля маленькими ручейками. Затем, прыгая и смеясь, в буйном экстазе свободы, они разбивались о плотины.
Это было нечто непонятное для них, какая-то выдумка тирана-человека, чтобы покорить их, усмирить, превратить в своих рабов. Воды бесились. Они угрожающе омрачались. Чем выше они вздымались в широком водоеме, тем сильнее разгоралась их ярость. Они бились о стены своей тюрьмы, они набрасывались и лизали крепкий берег. Все выше и выше вырастали они, усиливаясь с каждым подъемом. Все более жестоко злобились воды на свое заточение. За ними теснились другие, как и они, неистово жаждущие освобождения. Они хлестали и извивались в дикой злобе. Эти стойкие стены не могли больше противостоять их ярости. Что-то должно было случиться. Это «что-то» был человек. Он поднял шлюзные ворота и перед ними наконец открылся выход. Как радостно буйные воды устремились в него. Они прыгали и метались, безумно спеша вырваться. Они пенились, выгибались и ревели у узкого отверстия.
Но что это? Они попали в деревянную коробку, отбрасывавшую волну так же упруго, как лук стрелу. Это была новая выдумка тирана-человека. Тем не менее они толкались и тискались, чтобы попасть туда. С минуту они приостанавливались на краю ее, потом низвергались все глубже и глубже.
Как водопад устремлялись они вниз, постоянно усиливаясь. Хо! Теперь это было движение, это была энергия, крепость, мощь. Низвергаясь по крутому склону, они кричали от неудержимой радости. Свобода, свобода, наконец-то! Довольно медленно капать со снежных сугробов, довольно сверлить извилистые желоба в топкой глине, довольно коснеть во враждебных пластах; они были бодры, стремительны, сильны, грозны. Они ликовали в своей мощи. Они ревели грубую песню свободы и нападали все сильнее и сильнее.
Теперь они гремели, точно скачущее стадо взбесившихся лошадей. Какая сила на Земле могла бы остановить их? «Мы должны быть свободны, мы должны быть свободны!» ― кричали они. Внезапно они увидели перед собой черное отверстие большой трубы, пустую стальную щель. Она напоминала тюрьму… снова какая-нибудь выдумка тирана-человека? Они охотно перепрыгнули бы через нее, но было уже поздно. Другие бесчисленные воды теснились позади их, давя их вперед с непреодолимой силой, и они все стремительнее и стремительнее врывались в стальную щель. Они были пойманы, жестоко пойманы, заключены, стиснуты и вгонялись все дальше могучим, безжалостным давлением. Однако как раз впереди было отверстие. Это был узкий просвет, выход. Они должны протиснуться сквозь него. Они были скованы и раздавлены в этой стальной темнице и тщетно старались прорвать ее. Но это было невозможно, оставалось только отверстие. Они должны пройти через него. Наконец, подгоняемые сзади этой великой силой, измученные, обезумевшие, отчаявшиеся воды прорвались через стальную щель, чтобы служить воле человека.
Человек стоит у своей водяной пушки, жерло которой изрыгает сверкающий ужас. Сначала показалась только тонкая струя света, плотная и крепкая, как стальная стрела. Попытка разбить ее раздробила бы в куски острейший меч. Это был лишь стержень воды, круглый, блестящий, гибкий, но в своей могучей силе ― чудовище разрушения.
Человек направлял эту струю то туда, то сюда по лицу горы. Она летела, как стрела, пущенная из лука, и куда он ни обращал ее, склоны, казалось, колебались и содрогались от потрясения. Песок взлетал грандиозными фонтанами. Лавины глины скатывались сверху, огромные валуны подбрасывались в воздух, как груды пушистой шерсти.
Да, воды обезумели. Они напоминали разъяренного быка, бодающего гору. Гора, казалось, таяла и растворялась перед ними. Ничто не могло противостоять их нападению. В несколько минут они превратили бы самую стойкую твердыню в груду жалких развалин.
Там, где воды прорывались яростно вперед, стоял их победитель. Он был один, но делал работу сотни людей. Разрушая этот глиняный вал, он ликовал в своем могуществе. Маленький поворот рычага ― и огромная масса песчаника крошилась, превращаясь в ничто. Он буравил глубокие дыры в замерзшей глине, он прокладывал себе путь и выметал его начисто как пол. Таким образом, пользуясь несокрушимой силой тарана, он пробивался в сердце горы.
Рев оглушал его. Он внимал треску падающих скал, но был так погружен в свою работу, что не услышал приближения другого человека. Внезапно он поднял глаза и увидел…
Он сильно вздрогнул, затем сразу снова успокоился. Это была встреча, которой он опасался, к которой стремился, против которой боролся и которую желал. Первобытные инстинкты бушевали в нем, но внешне он не подавал вида. Почти свирепо, со странным блеском в глазах, он изменил направление покоренного им гиганта.
Он махнул рукой другому человеку.
― Уходите! ― закричал он.
Мошер отказывался двинуться. Сладкое житье в Даусоне сделало его жирным, почти похожим на кабана. Его свиные глазки блестели, и он снял шляпу, чтобы вытереть несколько бусинок пота с огромного лысого лба. Он поглаживал свою черную, как уголь, бороду пухлой рукой, на которой сверкал большой бриллиант. Его манера держаться казалась олицетворением наглости. Он как будто говорил:
― Я заставлю этого человека поплясать под мою дудку.
Его звучный, резкий голос прорезался через рев гиганта.
― Эй вы! Закрутите ваш кран. Я хочу поговорить с вами, сделать вам деловое предложение.
Джим все еще оставался немым.
Мошер подошел вплотную и заорал ему в ухо. Оба они сохраняли полное спокойствие.
― Послушайте, ваша жена в городе. Она здесь с прошлого года. Вы не знали этого?
Джим покачал головой. Теперь он был особенно заинтересован работой. Перед ним была большая глыба глины, которую он смывал, как бы волшебством.
― Да, она в городе и живет вполне прилично.
Джим свирепым поворотом изменил направление гиганта.
― Я, видите ли, немножко филантроп и чудак, ― продолжал Мошер, ― и ничто не может быть мне больше по сердцу, как вернуть домой заблудшую жену. Мне кажется, что я мог бы убедить вашу маленькую женку возвратиться к вам.
Джим бросил на него быстрый взгляд, но тот продолжал.
― Сказать вам правду, она немного втюрилась в меня. Само собой разумеется, я тут не при чем. Что же мне делать, если девочка просто с ума сходит по мне? Но все-таки я думаю, что сумею препроводить ее к вам, если вы захотите, как следует, оценить мою услугу. Это деловое предложение.
Он усмехался теперь с откровенным цинизмом, Джим не отзывался.
― Что вы скажете на это? Вот славный кусочек земли у вас. Дайте мне половинную долю и я ручаюсь, что верну вам вашу половину. Вот мое предложение.
Снова прекрасный луч великодушия засиял на лице человека. Снова Джим сделал ему знак уйти, но Мошер не двинулся. Он понял этот жест, как отказ, и лицо его приняло угрожающее выражение.
― Хорошо же, если так, ― проговорил он. ― Но берегитесь! Я знаю, что вы все еще любите ее. Так помните, что эта женщина принадлежит мне душой и телом и я постараюсь превратить ее жизнь в ад. Я буду мучить вас через нее. Да, я поймал блошку. Измените-ка лучше свое решение.
Он попятился, как бы собираясь уходить. Тогда, была ли то случайность, никто никогда не узнает, ― но струя повернулась и настигла его.
Она подняла его на воздух, подбросила его как камень из катапульты, с ужасающим треском переметнула его на насыпь в пятидесяти футах оттуда. И тут струя продолжала дробить и колотить его, пока он не утратил всякое подобие человека.
Воды мстили.
Глава XV
― Что-то случилось с Джимом, ― протелефонировал мне Блудный Сын из Форкса, ― он бросил хижину на Офире и ушел по направлению к горам. Несколько старателей только что вернулись и рассказали, что встретили его шедшим по направлению к долине Белой Змеи. Он был как будто не в себе, говорят они, и не хотел разговаривать. Они думают, что он на верной дороге к сумасшествию.