Зашел в торговый он квартал:
Столы банкиров и менял
Блестят, монетами покрыты,
Народом улицы забиты,
Ремесленников много тут;
Торопится рабочий люд:
Ружейники куют мечи,
Там — сукновалы, здесь — ткачи,
А золотых дел мастера
Из золота и серебра
Чеканят чаши, кубки. Дале
Лежат изделья из эмали,
Застежки, кольца, пояса —
Куда ни глянешь — чудеса!{35}
Крепнут связи между странами и областями. Международная торговля переходит в руки могущественных купеческих союзов типа балтийской Ганзы. Усложняется система коммуникаций и совершенствуется транспорт. По очищенным от леса землям прокладывают новые пути. Прославленные ярмарки в Шампани собирают французов из Бретани, Прованса и Гаскони, немцев из южных и прирейнских областей Германии, фламандцев, итальянцев, испанцев, англичан. Множество купцов привлекают такие портовые «города-космополиты», как нидерландский Брюгге.
XII–XIII вв. — эпоха духовного пробуждения Европы. Вертикализм готических соборов, совместивших высокую духовность и трезвый инженерный расчет, — знамение революционного взлета всей культуры. Возникают светские школы и университеты. В ожесточенных спорах передовые мыслители предпринимают попытки рационализировать иррациональное. В философии — противопоставить логику слепой вере, в естественных науках на место авторитета выдвинуть эксперимент. Возрастает интерес к интеллектуальным сокровищам античности. Трубадуры и миннезингеры воспевают «долгие майские дни» и изысканную любовь. В их звонких канцонах вешняя радость «открытия мира» бросает вызов хмурому аскетизму. Благоухающая весна с ее цветущими садами, сочной зеленью лугов и трелями соловья в темной роще — не только дань поэтическому трафарету: это и весна человеческого восприятия.
Люблю на жаворонка взлет
В лучах полуденных глядеть:
Все ввысь и ввысь — и вдруг падет,
Не в силах свой восторг стерпеть.
Ах, как завидую ему,
Когда гляжу под облака!
Как тесно сердцу моему,
Как эта грудь ему узка!{36}
Уже не обходит родную природу и готический скульптор, который видит в прелести земного выражение духовного совершенства. Красота окружающего — это красота божьего творения. Достойный восхищения материальный мир предстает уже не только символом потустороннего и идеального, он приобретает самостоятельную ценность. В декоративной фауне и флоре готических соборов сквозит неподдельная любовь к природе. Кажется, что скульпторы XIII в. смотрят на все глазами впечатлительного ребенка, который впервые увидел мир и способен всему удивляться. Рядом с фантастическими тварями появляются звери, птицы и растения, как будто изваянные с натуры. Мастера живо чувствуют красоту знакомых с детства розы, шиповника и маргариток, с документальной точностью вырезают листья клена, боярышника, папоротника и плюща. Фрукты и ягоды клюют птицы, по веткам снуют юркие ящерицы. Ваятели хорошо знают повадки своих «братьев меньших» — обитателей окрестных полей и лесов. В маленьких медальонах портала собора в Лионе наблюдательный анималист изобразил белку, резвящуюся в ветвях орешника, ворона на мертвом кролике, птицу-рыболова с угрем в клюве и голову кабана среди дубовых листьев.
Новое отношение к природе влияет и на самих людей: растет сознание глубокой внутренней значимости, неповторимости личности. Готические скульпторы идут по пути более полного раскрытия сложного духовного мира человека. Лучшим их творениям присущи тонкий психологизм и возвышенная одухотворенность.
Само время, ищущее и беспокойное, порождало людей нового типа. Это предприниматели, купцы, путешественники, авантюристы — люди с тревожным и неукротимым духом. С человеком эпохи Возрождения их роднят непоседливость, боязнь губительного для души однообразия, ненасытная жажда знания. Порыв ввысь (готика) неотделим от стремления вдаль. Пристальное внимание к окружающему миру обостряет интерес к неведомым землям. Пытливый дух исследования, воплощенный Данте в образе Улисса, ведет в заманчивую ширь океанов. Утлая ладья Одиссея вырывается на просторы Атлантики — туда, где за Геркулесовыми столпами лежит область неизведанного и запретного: