Мы не раз, к слову сказать, спорили о том, почему на Венере (или, во всяком случае, в той ее части, куда мы попали) нет никаких животных вроде игуанодонов и мегалозавров, а только одни насекомые, да еще и гигантские. После многих разговоров Вадим Сергеевич объяснил это так:
— Предполагают, что на Земле во время юрского периода также было немало насекомых и вообще членистоногих. Это объясняется тем, что для их существования был благоприятен повышенный процент углекислоты в атмосфере юрского периода. То же самое, повидимому, происходит, и на Венере, хотя здесь углекислого газа неизмеримо больше, чем было его в атмосфере Земли в те далекие времена. Такое количество углекислоты неблагоприятно для всех животных, кроме членистоногих. И вот в процессе борьбы за существование членистоногие на Венере вытеснили всяких, других животных. А получив возможность развиваться без помех со стороны других животных, некоторая часть членистоногих приобрела даже гигантские формы. Какая часть, какие именно членистоногие и прочее — это установят исследователи-специалисты. Но общий путь развития фауны на Венере мне представляется именно таким.
Николай Петрович согласился с Вадимом Сергеевичем. А Ван Лун добавил:
— Очень печально. Были хорошие животные, исчезли все. Остались одни гадины. Плохая фауна, охотники сюда ездить не будут. А если надо убивать этих тварей, тогда другими пулями. Не разрывными.
— А какими же, Ван? — поинтересовался Николай Петрович.
— С химическим порошком для насекомых. Дустом, что ли, не знаю, каким там еще, — невозмутимо ответил Ван Лун.
Ну, я отвлеклась от основной моей темы — о сроке вылета с Венеры обратно на Землю, Возвращаюсь к ней.
На Земле уже знают о том, что мы отыскали ультразолото. Они приняли одну из наших радиограмм. Земля сообщила о важном астрономическом явлении, которое может очень ускорить наш вылет домой, — если, конечно, мы справимся к этому сроку с работой. Если нет, то ничего не поделаешь — придется ждать. В запасе у нас почти триста дней.
Так вот, выходит, что мы можем не задерживаться и выбраться значительно раньше.
Дело обстоит так. Еще перед нашим вылетом с Земли астрономы открыли новую большую комету, которая приближалась к солнечной системе. Я помню, как мама рассказывала мне об этом и говорила, что у новой кометы очень большая масса и что она поэтому отличается от всех других известных науке комет. Но тогда орбита новой кометы еще не была точно вычислена. А теперь все уже установлено.
Оказалось, что новая комета проходит очень близко от Солнца, между Солнцем и орбитой Венеры. А потом путь новой кометы пересекается с орбитами Венеры и Земли и уходит дальше в неизвестные просторы Вселенной. Куда новая комета полетит дальше, я не знаю, да, наверно, и сами астрономы тоже не имеют понятия. Но наш астроплан может воспользоваться силой ее притяжения так же, как и силой притяжения Солнца, которой мы пользовались при полете на Венеру и собираемся пользоваться на обратном пути.
Новая комета пересечет орбиты Венеры и Земли, и сила притяжения кометы должна повлиять на движение Венеры и Земли, вызвав какие-то возмущения, — думаю, что на Земле, кроме астрономов, никто и не заметит этих возмущений. Но самое главное заключается в том, что комета своим притяжением может повлиять на путь нашего астроплана, если мы вовремя окажемся в нужной точке пространства. Наш корабль ведь не то, что большая планета, он совсем крохотный по сравнению с крупными небесными телами, и масса кометы будет сильно воздействовать на него.
На Земле точно все рассчитали и сообщили нам радиограммой вот что.
Если мы сможем вылететь с Венеры точно в 12 часов дня 16 февраля (по земному исчислению), то есть ровно через 42 дня с момента получения нами радиограммы, то новая комета, пересекая орбиты Венеры и Земли, перережет также и вытянутый полуэллипс, по которому будет лететь корабль. И пересечет его на какой-то срок позже, чем в этой точке полуэллипса окажется астроплан. Другими словами, мы будем в одной точке полуэллипса, впереди, а комета пройдет в другой точке полуэллипса, позади нас. Вот как точно все взвесили и рассчитали земные астрономы!
А тогда комета своим притяжением, во-первых, замедлит нашу скорость в пространстве (ведь она будет позади астроплана!) и, вовторых, отклонит наш курс в сторону земной орбиты, стремясь увлечь астроплан за собою. Тут были произведены очень сложные расчеты: надо было установить, что получится в результате соединения разных скоростей, притяжений и направлений движения. Это настолько сложно, что я не могу даже рассказать об этом, потому что и сама толком не разобралась. Помню только, что здесь на астроплан должны взаимно действовать его собственная скорость, притяжение Солнца, притяжение новой кометы и притяжение Земли. В результате всего этого наш астроплан так изменит свой курс и скорость, что по какой-то сложной дуге в течение восемнадцати дней будет приближаться прямо к земной орбите и окажется на ней как раз тогда, когда в этой точке будет и сама Земля. Межпланетному кораблю останется только аккуратно приземлиться!
Я спросила у Ван Луна, который объяснял мне все это:
— Ну, а если что-нибудь окажется не так, если астроплан уйдет в сторону, пролетит мимо Земли? Допустим, Земля не успеет еще оказаться в этом месте своей орбиты или пройдет по ней, наоборот, раньше нас, — тогда как?
Но Ван Лун успокоил меня:
— Забыли, Галя, сразу несколько вещей. Наши астрономы очень хорошо считают. Раз.
— Но могут же они хоть чуть-чуть ошибиться?
— Тогда все исправят земные посты управления. Два. Мы будем близко от Земли, они найдут астроплан. И помогут нам. Три. Четвертого не надо, хватит трех, да?
— А есть и четвертое?
— Четвертое — это мы сами. Мы тоже умеем считать и управлять астропланом. Думаю, у вас мало уважения…
— К кому? — удивилась я.
— К штурману и капитану астроплана. Значит, ко мне и Николаю Петровичу, подчеркну.
Тут уж мне окончательно нечего было возразить…
И вот получается, что если мы сможем вылететь с Венеры в 12 часов дня 16 февраля, через 42 дня, то срок нашего пребывания здесь сократится почти в четыре раза! И мы возвратимся на Землю неожиданно быстро. Разве это не чудесно?
Да, все это очень хорошо. Мы можем отправляться в обратный путь в назначенный Землей новый срок — и в то же время не мо' жем. Астроплан-то ведь лежит в ущелье, в скалах. И если мы не найдем способа вытащить его из этих скал, то не улетим отсюда ни 16 февраля, ни в старый срок — через 467 дней…
Написала я это — и расстроилась. Что же нам делать? Если уж Николай Петрович до сих пор ничего не придумал, то вряд ли можно помочь делу. У меня, правда, есть одна мысль, только она очень сложная, даже слишком сложная. Я подумала: а что, если Земля пошлет вслед за нами сюда, на Венеру, второй астроплан? Ведь он может специально взять с собой подъемные устройства или, в крайнем случае, просто забрать вас отсюда?
Но когда я решилась сказать об этом Ван Луну, он сразу ответил мне:
— Не годится.
— Но почему? — настаивала я.
— Надо долго ждать. Пока Венера снова не будет позади Земли на 54 с половиной градуса. Только тогда может полететь второй астроплан. Опять забыли небесную механику, девушка?
— А если какая-нибудь еще комета поможет?
— Первое: кометы проходят через солнечную систему не очень часто. В нужном направлении еще реже. Скажу, раз в тысячу или больше лет. Могу добавить второе. Если прилетит, скажем, другой астроплан, — где он будет искать нас? Венера — это не город, где улицы и номера домов. Насекомые не скажут, где мы, в каком ущелье. Карт тут тоже нет. Не успели составить. И потом…
Почему-то Ван Лун сразу оборвал разговор, будто о чем-то вспомнил. И ушел, даже забыв зажечь трубку, которую он только что набил. Я ничего не могла понять: это впервые он оборвал разговор со мной так резко. А главное, за весь вечер Ван Лун больше не сказал никому ни слова. Он ходил по каюте и о чем-то размышлял, отмахиваясь от наших вопросов. Даже Николаю Петровичу он коротко ответил: