ПРЫЖОК В НЕИЗВЕСТНОЕ
Держась руками за край верхнего люка, который выходил на крышу ракеты, Николай Петрович смотрел на горизонт. Легкий ветерок колыхал его седые волосы. С далекого берега до него донеслись приглушенные звуки — словно где-то рокотал прибой. Николай Петрович посмотрел туда. Звуки усилились и слились в неясное гудение. Десятки тысяч биноклей и подзорных труб, направленных с берега на ракету, нашли на ней седую голову академика Рындина. И обладатели этих биноклей и подзорных труб горячо приветствовали возгласами отважного командира ракетного корабля. Впрочем, Николай Петрович не слышал ни одного слова: до берега было очень далеко, все сливалось в неясный шум.
Да, Николай Петрович понимал волнение Вадима Сокола, о котором ему вчера рассказал Борис Гуро. В самом деле, странное чувство охватило и его сейчас, когда он последний раз вышел на поверхность ракеты. Разумеется, он был вполне уверен в успехе путешествия, этой великой цели его научной жизни. Он знал, что летит вместе со смелыми, отважными товарищами. И однако — он почувствовал какое-то беспокойство, увидев в последний раз перед несколькими годами разлуки эту толпу, которая его приветствовала. Тысячи друзей, тысячи товарищей! И через минуту все эти товарищи останутся здесь, на Земле, а он со своими спутниками будет мчаться в космосе!.. Ракетный корабль понесет их, отрезанных от жизни Земли, в неведомые пространства вселенной, дальше и дальше, — в бескрайные эфирные океаны. Волнение Сокола было вполне понятно. Рындин тоже оставлял на Земле товарищей, друзей. Но Сокол, кроме того, оставлял еще и невесту… Храбрый, отважный человек!
Неясный рокот, который доносился с берегов, усилился. Рындин поднял руку, отвечая на приветствия. Взгляд его упал на часы-браслет на поднятой руке. И сразу исчезли все размышления, осталось только чувство ответственности, чувство командира экспедиции.
— Одиннадцать сорок пять… Через пятнадцать минут — старт, — сказал он и, бросив последний взгляд на берег, спустился внутрь, закрывая за собою люк. Автоматический механизм прижал крышку люка к стене, кривые рычаги выскочили из стены и, упав в свои гнезда, герметически замкнули верхний люк. Николай Петрович усмехнулся… Автоматическое оборудование ракеты начало действовать. Да, да, как можно больше автоматизации, как можно больше свободы пассажирам — это было лозунгом академика Рындина при конструировании и сооружении ракетного корабля.
Ступени вели ниже, проходили еще через один люк. Николай Петрович миновал его, повернул рукоятку. Второй люк закрылся, как и первый, кривыми рычагами. Теперь ракета была действительно закрыта и изолирована от всего. Ни один пузырек воздуха не мог выйти из нее, ни один звук не долетал внутрь корабля, в его большую центральную каюту, где поджидали Николая Петровича Вадим Сокол и Борис Гуро.
— Через десять минут двинемся, — обратился к ним Рындин, входя в каюту — и остановился. Внимательные глаза его заметили тревогу на лице Сокола и пасмурность на лице Гуро. Оба стояли один против другого; появление Рындина, очевидно, прервало их разговор.
— Что случилось, друзья мои? — с подчеркнутым спокойствием спросил Рындин, окинув обоих внимательным взглядом.
Помощники молчали. Наконец Гуро заговорил:
— Я не хотел вас тревожить, Николай Петрович. Об этом именно мы и говорили с Соколом. Но… но мне кажется, что это довольно важная вещь. Я должен сказать о ней. Смотрите!
Он протянул вперед руку. На его ладони лежала обыкновенная черная пуговица, вырванная из одежды вместе с кусочком ткани серо-зеленого цвета. Рындин удивленно поднял глаза:
— Что это значит? — спросил он.
— Николай Петрович, ночью в нашей ракете кто-то был, — значительно сказал Гуро. — Эту пуговицу я нашел на полу. Ни у меня, ни у вас нет серо-зеленого костюма. Пуговицу оставил неизвестный посетитель, который зацепился за что-то и оторвал ее.
— А не могло ли это остаться после кого-нибудь из уборщиков? Ведь вчера вечером тут убирали, — нерешительно высказал предположение Сокол.
Николай Петрович покачал головой. Серьезное лицо академика свидетельствовало, что неожиданная новость поразила его. Несколько секунд он молчал, обдумывая положение. Наконец, он медленно, но решительно сказал:
— Не буду скрывать от вас, что все это мне мало нравится. Однако, у нас, друзья мои, сейчас нет времени обсуждать это событие. Поговорим потом. На места! Через две минуты — старт. Ведь вы знаете, что время нашего старта точно обусловлено взаимным положением планет, которое не повторится несколько лет. Минута опоздания создаст для нас значительные усложнения и поведет к срыву расчетов, срыву маршрута. Земля и Венера не ждут, они мчатся по своим орбитам!.. На места!.. Помните, звонок уведомит вас о первом взрыве.