Три пары глаз смотрели на старого академика с немым вопросом: так что же?.. И Николай Петрович почувствовал эти взгляды, почувствовал всю свою ответственность, когда заканчивал мысль:
— Но не исключена, строго говоря, и другая возможность. Возможность того, что вода не сможет выбросить на поверхность наш корабль. Мы останемся внизу, под водой. Тогда… тогда очень плохо… придется, должно быть, в скафандрах взрывать скалы, которые держат ракету.
Он умолк. Общее молчание нарушил звонкий голос Василия:
— Хуже не будет, Николай Петрович! Мы не имеем других способов освободиться. Нужно рисковать… Факт!..
Этот «факт» заставил всех улыбнуться. Гуро закончил беседу:
— Василий правильно сказал. Факт! Нам нечего больше выжидать. Николай Петрович, мы с вами!
Но еще долго никто из путешественников не мог заснуть в эту ночь. Каждый думал о своем. Соколу представлялись далекие пейзажи старой Земли — те самые пейзажи Иван-озера, которыми он любовался с вышки перед стартом. А еще — чье-то милое лицо мелькало перед ним, лицо, которое ждет его на Земле. Ну, пусть это опасная попытка освободиться из каменных объятий ущелья, пусть это риск. Однако, это приближает их к возвращению, к возможности увидеть опять Землю, встретиться с теми, кого они покинули на Земле!.. Скорее бы проходила ночь, скорее бы утро!
Гуро почему-то вспоминал свой невеселый полет в когтях гигантской стрекозы, — полет, который дал ему возможность вернуться с этим рискованным планом освобождения ракеты.
А Василий? Василий обдумывал целую научную проблему. Уже не раз он возвращался к мысли, которая целиком овладела им. И сейчас именно она не давала ему спать. Наконец, он кашлянул и обратился к Гуро:
— Товарищ Гуро, — несмело спросил он, — я хотел бы кое о чем вас спросить. Можно? Разумеется, если вы не очень хотите спать.
— А о чем именно?
— Вот, мы не раз говорили про животный мир Венеры. Мы все надеялись встретить здесь допотопных страшилищ: игуанодонов, бронтозавров и тому подобных. Одним словом, похожих на вымерших земных. А вышло не так.
— Совсем не так, паренек.
— Вместо животных юрской эры мы встретили страшных и фантастических сколопендр, стрекозу, дождевого червя, всяких насекомых. Именно насекомых — и ничего другого. Так?
— Ну, да, так. Дальше?
— Даже и эта тварь, которая выплыла из озера, и она была огромным насекомым. Это не был ящер…
— Правильно, Василий, вовсе не ящер, — подтвердил и Сокол, прислушивавшийся к разговору.
— Вот я и думаю, почему это на Венере растительность совсем такая, какая была на Земле во времена юрского периода, а животный мир такой своеобразный и непохожий на земной? Это прямо научная проблема!
— Которую не так легко разрешить.
— А я кое-что надумал. Честное слово, надумал!
— Интересно. Товарищи, — голос Гуро зазвучал торжественно, — слово предоставляется практическому исследователю, товарищу Рыжко. Внимание!
— Нет, я не шучу, товарищ Гуро, я серьезно.
— И я серьезно. Мы слушаем, товарищ Рыжко.
— Я думаю, что все это от углекислоты…
— Что?
— В результате того, что в воздухе Венеры слишком много углекислоты…
— Да объясни, будь любезен, как следует!
— Ну, вот. Тут слишком много углекислоты в воздухе. Так много, что этим воздухом не могут свободно дышать теплокровные животные. Не можем дышать мы — следовательно, не могут дышать и другие животные. Ведь так?
— Пока что правильно. Дальше.
— А дальше вот что. Я когда-то видел и сам делал такие исследования… это когда еще мальчиком был… мы клали в банку с углекислотой мышь и таракана. Мышь умирала, а таракан жил. Он делался немного вялым, но все-таки жил и не умирал. Они, эти насекомые, могут жить в воздухе, где слишком много углекислоты для мыши или какого-нибудь еще животного. Это факт!
— Хм… начинаю понимать. Ну, заканчивай.
— Вот я и думаю, что излишек углекислоты в воздухе Венеры не позволял свободно развиваться животным вообще, кроме насекомых, многоножек и им подобных. Они, наоборот, развивались хорошо, приспособлялись… как вот то чудовище под землей приспособилось к инфрарадию. Насекомые плодились, пожирали друг друга, сильнейшая часть разрасталась. Ну, вот они и приобрели такие размеры. А может быть, им углекислотный воздух даже полезен? Мы же этого не знаем… Ну, вот и все!
Теперь Василий окончательно сконфузился: а что, если он напутал и наболтал чепухи?.. Однако, он опять услышал голос Сокола:
— Знаете, Борис, парень правильно рассуждает. Ведь иных объяснений этому странному явлению у нас нет. И, как гипотезу, я соглашаюсь принять эту остроумную теорию нашего молодого исследователя.