— Ой! — не удержал возгласа Василий.
Мощный удар тряхнул ракетный корабль. Словно бы кто-то ухватился за его хвост и беспрерывными сильными рывками старался поднять ракету, поставить ее торчмя, на голову. Уже ничего не было видно на экране. Дрожащий туман затянул его.
Ракетный корабль весь дрожал. Резиновые тросы, державшие гамаки с путешественниками, толстые амортизаторы то растягивались, то укорачивались. Гамаки выписывали в воздухе сложные линии. Из буфета в стене выпала и покатилась бутылка. А корабль шатался, он словно напрягался, пытаясь прыгнуть…
— Неужели не вытянет? — подумал Василий.
И вот послышался неприятный тягучий скрежет. Ракетный корабль медленно двинулся с места. Он терся металлическими боками о скалы, он продирался сквозь них. Порывисто останавливаясь и опять двигаясь, ракета медленно ползла. Прекратились резкие толчки снизу вверх, вместо них появились иные — сзади вперед.
Внезапно корабль остановился. Оглушительный скрежет перешел в стук. Ракета не продвигалась дальше. Она дрожала, каждая вещь в каюте вибрировала и звенела. Вода не вытащила корабля, он опять лежал, зажатый скалами…
— Под водой… под водой… — звенело в ушах у Рыжко.
И опять тяжелый удар. Что-то грохнуло по стене ракеты — где-то у боковой дюзы. Этот удар громким звоном прозвучал в каюте — и стих.
Василий услышал встревоженный голос Сокола:
— Ударил все-таки какой-то обломок скалы!..
Ракетный корабль опять качнулся. Должно быть, сильный удар сдвинул ракету с места. Опять послышались медленные толчки сзади. Толчок, остановка, опять толчок… словно живое существо, скрежеща металлом о камни, ракета ползла между скалами, как бы ища себе путь в воде. Внезапно она резко дернулась вперед, еще раз остановилась. А затем все смешалось перед глазами Василия.
Каюта перевернулась, потолок ее внезапно сделался полом. Гамак вырисовывал плавную дугу. Затем Василий почувствовал, что он висит вниз головой и вверх ногами. Ракета повернулась хвостом вверх. Секунду она стояла так, как бы выжидая чего-то, — и тяжело упала вновь, уже на спину. Теперь ее несло хвостом вперед, постепенно раскачивая больше и больше.
На экране перископа что-то блеснуло. Мелькнул свет.
— Небо! Небо! — радостно воскликнул Василий.
Да, это было серое, хмурое небо. Невысоко над водою проносились тяжелые, словно свинцовые тучи, из которых готов был с минуты на минуту хлынуть ливень. Но это все-таки было настоящее небо. Ракета освободилась из каменных объятий скал, она плыла по поверхности новой бурной реки, катившей кипучие свои волны по старому своему руслу — ущелью, в котором еще недавно лежала ракета.
— Ура! Ура! Ура! — кричал Василий, не помня себя от радости.
Его возгласы были так веселы, так непосредственны, что из двух других гамаков через несколько секунд тоже раздалось:
— Ура! Ура! Ура!
Это Сокол и Гуро отвечали Василию, который выкрикивал дальше:
— Плывем, плывем, по реке плывем! Николай Петрович, плывем!
Качка ракеты начинала уменьшаться. Корабль покоился на поверхности реки. Василий почувствовал, что его грудь распирает бешеная радость. Ей нужно было найти выход, нужно было что-то сделать. Он не выдержал.
Забыв о строгих приказах Рындина, о стальной дисциплине на ракете, приверженцем которой он всегда был, — Василий отстегнул ремни, привязывавшие его к гамаку, прыгнул вниз, на пол и, едва сохраняя равновесие, широко расставляя ноги, как делают это матросы на палубе парохода во время сильной качки, бросился в навигаторскую рубку, выкрикивая свое «ура»!
Вслед ему летели возгласы удивленных Сокола и Гуро:
— Василий, куда вы?
— Мальчуган, ты что, с ума сошел?
Но Василий не слышал ничего.
Как пуля влетел он в навигаторскую рубку, подбежал к удивленному Рындину, который пытался сделать строгое лицо, обхватил его шею обеими руками и крепко поцеловал академика в обе щеки горячими, громкими поцелуями. Рындин, усмехаясь, покачал головою.
— Ой, шалун! Ой, недисциплинированный мальчишка! Вот я тебе… — Но у него самого глаза сделались влажными. Вместо того, чтобы прочитать юноше нотацию, он обнял его шею свободной рукой и вместе с ним смотрел на экран перископа, где быстро проплывали незнакомые скалы и кручи берегов, увенчанные зелеными пятнами зарослей, кружевными листьями папоротников и невиданными раскидистыми деревьями.