— Владей с гордостью, мой ученик, — по-доброму улыбнулся он. — В Муромской академии у меня остались знакомые. Я замолвлю за тебя словечко, но и сам не плошай. Помни, что ты лицо не последнего рода империи. Память и достояние предков стоят за твоей спиной. Не сдавайся перед трудностями и врагами, но и не забывай о том, что однажды тебе предстоит продолжить род, так что понапрасну тоже не рискуй.
Подобные диалоги происходили у нас после каждой тренировки. Таким образом мы успокаивались перед другими предметами, которые преподавал Лермон. Беседы, в свою очередь, плавно перетекали в гуманитарные занятия.
Лермон со значением посмотрел на меня, а затем процитировал одно из своих любимых четверостиший:
Лермон был очень неординарным человеком. В нём уживались и любовь к поэзии, и стремление к прекрасному, и прагматичность воина, и глубокие познания в различных науках. Если бы не пропасть между нами, сложившаяся из-за его происхождения и слишком юного возраста хозяина моего тела, я бы с радостью назвал его своим другом. Но подобное панибратство строго пресекалось. Мне ничего бы не было, а Лермона вероятно выслали бы.
— Спасибо учитель, — я положил меч на колени, и низко поклонился. — Я надеюсь, мы с вами ещё увидимся.
— Я тоже, — коротко кивнул он, — перейдём к экзамену по истории Российской Империи…
Виду я не подавал, но подарок мне пришёлся по душе. Да и меч лёг в руку как влитой, будто был создан для меня и последние десять лет я только им и сражался. Именной меч, который был выкован в день моего рождения с этим произведением искусства даже рядом не стоял. Хотя, готов спорить, что мой меч стоил примерно в пять раз больше.
После занятия я тут же отправился в свою комнату. Очень хотелось внимательно изучить подаренное оружие.
Я был в восторге. Кроме идеального баланса, оружие выглядело просто шикарно. Люблю я искусно сработанные вещи. Оказалось, узорами были украшены не только ножны, но также клинок и рукоять. Вместе это была вполне законченная композиция. На рукояти было изображено море, а на клинке лес, из гущи которого выглядывали лесные коты.
По устоявшейся когда-то давно привычке, я просканировал клинок ментально… Ого, неожиданно. В мече обнаружилось полноценное хранилище души. Не знал что в этом мире есть такая магия. Причём оно было пустое. Интересно, туда вполне можно поселить дух сильного зверя. Но рисковать всё же пока не буду. Первый на очереди подопытный кролик для усилений духовными ядрами у меня Мики.
К слову, Максимус ранил меня одним из таких кинжалов, с заключённой внутри душой. Но даже для моего родного мира это довольно экзотическая магия. Хотя если порассуждать, здесь, в мире, где частью магии владеют тотемы, такое оружие действительно имело смысл. Я припомнил один из уроков истории. (Практических занятий по управлению силами было не так много). Если разбираться, то духовные ядра побеждённых зверей, можно впускать не только в себя, или отдавать наследникам, но так же можно пускать и в оружие. Интересно, надо бы поискать информацию об этом. Жаль нельзя прихватить с собой замковую библиотеку.
Когда-то давно, мне попадался топор, в котором находилась душа человеческого воина. Звучит круто, но это был проклятый топор с обезумевшей душой. Это, кстати, была одна из первых попыток покушения на меня. В общем, что я тогда понял: души людей лучше отпускать с миром. Они должны находиться либо в теле живого человека, либо отправляться на перерождение. Всё остальное до добра не доводит. Даже если душа пожертвована добровольно.
Не знаю, осознавал ли ценность подарка Лермон. Этот клинок и так очень дорогой, но если в него поместить достаточно сильную душу, он станет поистине бесценным.
Я несколько раз взмахнул мечом, со свистом рассекая воздух. В этот момент в дверь раздался стук.
— Войдите, — произнёс я.
В комнату вошла няня, Лилия Афанасьевна, и подсобный слуга Стёпа.
— Ваш батюшка наказал собрать вещи, — доложилась женщина.
Я кивнул и аккуратно вложил клинок в ножны. После этого убрал его в футляр, который Лермон тоже передал мне.
— Меч пололожите к ручной клади, — произнёс я, указав на стоящий отдельно рюкзак, который собирал сам, затем отправился на следующее занятие.
Больше никто из преподавателей не подал виду, что что-то произошло, и меня это вполне устраивало. Занятия проходили как обычно, и больше никто не заострял внимание на том, что я последний день в поместье.