Вот о чем я точно буду жалеть, перебравшись на тот свет. О чудесах, которые ещё ждут своего часа в рукавах белобрысого фокусника.
– Это человек, такой же, как ты, в смысле того, что с тобой происходит, только… Невоспитанный и несдержанный. Ему нужно было кушать песни по чуть-чуть, а он глотал, не жуя. В итоге случилось своего рода несварение. И теперь он…
– Полый.
То есть, пустой. И это тоже, конечно, но главное другое:
– Песня проходит через него без остановок.
– Это нехорошо.
Да я уж в курсе. Будь ситуация хоть чуточку лучше, наверное, рискнула бы ударить. Ну хоть чтобы хлопнуть дверью напоследок. Чисто для себя. Но что делать с пустым местом?
Которое, кстати, медленно, но верно приближается. А в наушнике – тишина.
– Зайчик?
– Я думаю.
Думать – дело хорошее. Полезное для развития и вообще. Правда, есть у него одна малоприятная особенность, иной раз сводящая на нет всю пользу.
– У меня очень мало времени, Петер. Давай, пока ещё можно, попрощаемся и…
– Это лишнее.
Ну, в каком-то смысле, наверное, да. Мы не были настолько близки, чтобы сейчас сентиментальничать и утирать слезы. Но все-таки, прозвучало грубовато. Без малейшей скидки на ситуацию, возраст и душевное состояние. Сказать ему, чтобы больше так не делал? Не со мной, конечно, и не сейчас, а потом, с другими людьми.
– Вы видите его, мэм? Обычным зрением?
Да какая разница? Хотя…
– Вижу. Он только что поднялся на платформу.
– Хорошо.
А вот мне примерно через пару минут станет и не хорошо, и не плохо. Сугубо параллельно.
– Пустите в него песню. Сфокусированную.
– Зачем? Она ещё легче пройдет насквозь.
– Мэм. Просто делайте то, что я говорю.
И звона снова добавил. Чтобы я уж наверняка не своевольничала. А я и не собираюсь. С того момента, как услышала его голос, все волнения как-то сами собой начали утихать. Внутри меня. Так что сейчас я, пожалуй, могла бы поучить искусству обретения дзена любого буддийского монаха. Даже самого матерого.
Тем более, песня. Это совсем нетрудно. Бесполезно, но раз уж просят…
Да, как и предполагалось: пролетела со свистом.
– Хорошо.
Кому?
– А теперь остановите её, когда она дойдет до места назначения.
– Остановить?
– Да. В пределах тела этого человека. Вы же можете контролировать дистанцию визуально?
Конечно. Для этого вообще задумываться не нужно. Да толку-то? Ну, остановила. Правда, убийца тоже вдруг как-то ощутимо замедлился.
А, старикан же что-то говорил. О подпитывании, что ли. То есть, эти гончие все же способны воспринимать песни. Вероятно, именно в такой подаче. Но как это поможет мне? Оттянет наступление финала, разве что. И ещё вернее укрепит между нами ниточку, по которой…
– Хорошо.
Такое впечатление, что он буквально видит происходящее моими глазами и ощущает, хм, всем телом. Личное пространство, говорите? Ха!
– Все, что вам нужно, это держать песню. Так, как сейчас. Остальное я сделаю сам.
Звучит-то как успокаивающе. Даже хочется верить. А ещё у меня есть ещё чуточку времени на надежду, пока гончий, уже шагнувший под навес павильона, преодолеет разделяющее нас расстояние.
– Будет немного неприятно.
Неприятно? О чем это он?
Ох.
Немного?! Да меня вздыбило и расплющило одновременно! Разорвало на ниточки, если верить ощущениям. Хотя, в моем случае, наверное, правильнее было бы называть это струнами, потому что… Да что он вообще творит? Я так не чувствую, не дышу и вообще! Это же…
Один раз оно уже случалось. Во время той демонстрации. Тень, прилетевшая ко мне с прибоем моей же песни. Но тогда она была мимолетна и, можно сказать, невесома, а теперь… Теперь она ткалась и наливалась тяжестью стали прямо во мне.
Такая странная и страшная, что к ней подошло бы только одно слово. Убийственная. Хотя, мы ведь собрались тут не чаи распивать. Отчаянные времена, отчаянные меры, как говорится.
Наверное, она могла уничтожить и меня, если бы задержалась внутри чуть дольше. Но роды состоялись вовремя.
Хорошо, что у нашего совместного творения не было видимых очертаний. То, что видишь глазами, обычно норовит загрузить копилку памяти по полной, и избавиться от таких воспоминаний бывает очень и очень трудно. Правда, и эха той звуковой тени, что метнулась от меня к гончему, было достаточно, чтобы взвыть самой. Только не от страха и боли, а словно предупреждая: не того зверя вы выбрали сегодня для травли.
Если бы дистанция между нами оказалась на пару шагов меньше, меня залило бы кровью, которая вдруг выплеснулась из его рта, а так долетели только мелкие брызги. Да и то уже потом, когда гончий повалился на бетонный пол, чтобы дернуться раз-другой и затихнуть окончательно.