В документах, которыми с Лео поделились его знакомые в Управлении, про газ, конечно же, не было сказано ни слова. Ни от криминалистов, ни от медиков. Что подводило следствие к версии, скажем так, не приветствующейся на всех этажах обществах. Да, именно той. Песенной. Но поскольку ни от кого из очевидцев, участников и пострадавших не удалось добиться дельного рассказа о пережитом, последняя надежда возлагалась на средства наблюдения. Которые, что любопытно, хандрили в тот день не меньше, чем люди.
Сначала и вовсе посчитали, что записей нет. Потому что на сервер трансляция не передавалась. Видимо, по той же причине, по которой в границах станции не работала связь. Потом все же обнаружились несколько камер из числа недозамененных во время последней модернизации оборудования, зато сохраняющих информацию прямо по месту своего нахождения. Как водится, часть оказалась отключена, часть смотрела не туда, куда надо, а в остальных карты памяти, можно сказать, доживали свой срок.
В общем, шансов на успех было мало. Но, судя по всему, они сработали.
– Можно глянуть?
Лео повернул планшет в мою сторону. И предупредил:
– Тебе это не понравится.
– А я вообще документалки не люблю, если что.
Он вздохнул, запуская воспроизведение.
Ракурс съемки был, мягко говоря, не очень. Кривой, да с подвывертом. Позволял рассмотреть только часть зала, даже не до середины. И ничего занимательного в этом видео не углядывалось. На первый взгляд.
Люди, снующие туда-сюда. Пересадочная станция же, по-другому и быть не может. Много-много однообразных минут, которые Лео услужливо промотал. До того момента, как общий характер движения начал нарушаться.
Сначала островки хаоса выглядели случайными, тем более, что возникали в разных местах, ничуть не одновременно, а потом как бы рассасывались. Но скорость их появления постепенно нарастала, а исчезновение, наоборот, стало запаздывать. Пока весь видимый нам кусок зала не превратился в типовую иллюстрацию броуновского движения.
По хронометражу процесс хаотизации занял минут пять-семь, что для естественного происхождения, прямо скажем, мало реально. Главное, что фактор газа можно было отбросить сразу же. Если только он не бил фонтанчиками из-под пола, причем так же заковыристо, как это любят устраивать на детских аттракционах.
– Что скажешь? – поинтересовался Лео.
– Работа по площади. Возможно, из середины зала. Но тут ещё нужно прикинуть акустику.
– Смотри дальше.
Ещё с минуту или две ничего не происходило. В том смысле, что хаос оставался хаосом, вязким и тягучим. А вот потом…
– Серьезно?
Я даже повернулась, чтобы получить как можно более полный ответ. Но наткнулась примерно на то же недоумение во взгляде, которое испытывала сама.
– Там недолго осталось, - зачем-то подсказал Лео.
Да и здесь уже не особенно. Потому что я могла предположить, что происходит за пределами кадра, но найти объяснение видимой картине не получалось.
От нижней границы, судя по всему, от края зала, наискосок через толпу пробиралась знакомая фигура. Пошатываясь, натыкаясь на людей, отталкиваясь от них, чуть ли не падая, но не меняя курса «строго на центр». А уже почти на самой последней видимой точке дернулась, споткнулась и рухнула, безнадежно утопая в живом море. Потом ещё какое-то время нам показывали уже приевшееся бултыхание толпы, и на этом запись закончилась.
– Что он там делал?
– Не ко мне вопрос.
– Нет, именно к тебе. Ты же его припахал к работе.
Лео по-детски обиженно втянул-выпятил губу:
– Формально…
– Аномально! Лучше скажи, как есть. И без догадок тошно.
Он вдохнул и выдохнул, чуть сморщившись от ощущений в груди:
– Мы закрыли контракт ещё накануне.
Так вот почему мне не удалось найти белобрысого в том недострое и около. Мавр сделал свое дело, мавр ушел.