Мы ведь всего лишь инструменты в оркестре под управлением…
Надо бы к нему, кстати, заглянуть. Подышать благолепием.
Весь здешний закос под религиозную общину меня даже когда-то вдохновлял. Заставлял совершенно искренне благоговеть. Впрочем, поначалу духовности и впрямь было больше, а потом медленно, но верно храм начал превращаться в корпорацию. И сейчас все эти «сестры», поклоны, позы и реверансы казались мне донельзя глупыми. А уж «отец-настоятель»…
По сути его правильнее было бы называть «братом». Да, даже несмотря на почтенный возраст. Но это был один из главных секретов, хорошо известный всем песенницам и не нашедший ни малейшего распространения за стенами общин.
Да, случаются и мужчины-песенники. И не так уж редко, как можно было бы подумать. И они вполне активно пользуются своими способностями, но всегда и только в своих же целях. Представить, что кто-то из них решится посвятить свою жизнь простому служению… Три раза «ха». И ещё три раза по столько же.
Сварганить пирамидку и залезть на её вершину? За милую душу! И лучше всего, если за чужой счет. За наш, бабский, к примеру. Собрать прайд, и пусть тот пашет. А царь зверей будет заниматься тем, чем ему положено. Кем? Да им же самим и положено.
Конечно, кое в чем мужикам тут подфартило, к сожалению. Женщину гораздо легче развести на песню, в том числе и медикаментозными способами, так что, подтверждение квалификации получается довольно быстро и просто. А этих жучар взять почти невозможно, ни голыми руками, ни вооружась всеми достижениями науки и техники. Если и прокалываются, то слишком уж неочевидно и всегда могут отболтаться. Потому что песня у них остается одна и та же, от рождения и до смерти. И если не успел засечь все параметры до того, как пошел чистый звук, ни хрена потом ни до чего не догадаешься.
Радость во всей этой несправедливости только одна: как песенницы не могут гнобить друг друга своим даром, так и песенники тут не при делах. Паритет. Только обычные человеческие уговоры, договоры, уловки и угрозы.
Или игра в одного на всех любимого папеньку, как вариант.
– Дарли, дорогая! Ну проходи, проходи! Рассказывай!
Чего рассказывать-то?
– Жили-были дед и баба, пили кофе с молоком, рассердился дел на бабу, шлёп по пузу…
– Ай, баловница! – мне шутливо погрозили пальцем.
Кресла у него в кабинете удобные. Большие, мягкие, уютные. И сам он весь такой уютный. С виду. Отец-настоятель.
– Я предполагал, что ты задержишься, но чтобы настолько… Все прошло успешно?
– Обычная боевка. Почти тренировочная. Там и делать было почти нечего.
– И?
– Поработала, пошла и пришла.
– Надеюсь, к выгодному соглашению?
Если бы на мне были очки, я бы сдвинула их сейчас на кончик носа, чтобы покрасивше изобразить недоумение.
– Какое соглашение?
– Дарли!
Он сокрушенно всплеснул руками. Пока ещё не совсем дряхлыми, к тому же старательно спрятанными под плотным сукном сутаны.
– Это же семья Абруцци! Одна из самых влиятельных в наших краях, да и не только в наших.
– Не знаю, как насчет влияния, но со знаниями о современном мире у контессы явно не задалось.
– Так в чем и соль!
Он прекратит когда-нибудь сыпать восклицательными знаками?
– Дарли, ну как же так… Ведь всего и требовалось, что подтолкнуть чаши весов.
– Если вы намеревались через меня вербовать паству, надо было предупредить заранее.
– Дорогая моя, ну какая паства, о чем ты? Получив этот заказ, я сразу подумал о тебе и о том, что с самыми минимальными усилиями ты вполне могла бы…
Застолбить себе местечко в тамошнем палаццо? Ах вот оно что. Ну, спасибочки за заботу.
С его точки зрения, наверное, безупречная комбинация. И волки сыты, и овцы… Овца, то есть. Которой меня, по всей видимости, здесь считают.
И дело даже не в том, что воздействие на заказчика, пусть и ситуативное, считается дурным тоном. Проходили много раз. Почти всегда успешно, кстати. Но навязывать себя человеку, который с первого же взгляда провел черты и границы? Только если ради чувства собственного злорадного удовлетворения. А это невыразимо скучно. По крайней мере, становится таковым спустя… Да почти сразу же, как получен результат.