И та, что задала вопрос, будет отмечена в моей памяти как минимум, высоким ворсом ковра, мягким светом настольной лампы, скользкой кожаной обивкой стула и тихо шелестящим дождем. Как максимум – браслетами на жесткой сцепке и ребром ошейника под горлом.
Поэтому, пусть прозвучит глупо, но иначе не скажешь:
– Зависит от женщины.
За моей спиной прошлись. Туда. Обратно. Неторопливо и размеренно, словно считая шаги.
– И чем же вам не угодила мисс Лопес?
Лахудра? Да она мне до пуговицы. И всегда была. Просто рабочие моменты. Одна из. Нам не положено выбирать поддержку, можно только надеяться, что будет на своем месте в нужный момент и не подведет. Я и внешне-то не сразу вспомню, как эта сонга выглядит. Если вообще когда-либо её видел. А уж желание знакомиться нарочно обрубило раз и навсегда. С самой первой песни.
– Может быть, проблема в национальной принадлежности?
Чья проблема? Её? Моя? С какой стати? Или подразумевается, что…
Нет. Ну нет же. Не может быть.
– Вы ведь провели свое отрочество и юность среди, скажем так, её соотечественников. И эти годы наверняка оставили о себе память. Разного рода.
Разный род – это у тех, кто жил и сейчас живет на террасах. И индейцы попадались, и бушмены. Да, латиноязычных там, если речь именно об этом, было намного больше. В подавляющем количестве. Район такой выдался. А все прочее…
Даже тогда я какой-то частью мозга понимал: они не злые. В каноническом смысле. Не злые, а скорее любопытные. Ведомые неудержимой тягой к исследованиям. Ну а то, что подопытным животным приходилось быть именно мне… Огорчало, конечно.
Сначала я думал, они поймут сами. Потом, чуть подросши, пытался объяснять. В основном, самому себе, потому что меня никто не собирался слушать. Разве что, кроме Консуэлы, но и она искренне считала, что во мне тоже есть какая-то проблема, и все получится, стоит только нам всем пойти навстречу друг другу.
И я ходил. Столько, сколько мог. Делал столько шагов, насколько хватало сил. Зализывал раны, отлеживался, отдыхивался, пробовал снова. И ни хрена не преуспел, как мне кажется. Зато, в конце концов, они позволили просто жить рядом, и это уже было хорошо. Пусть всего лишь на одну ступеньку повыше, чем первый уровень моего «плохо».
– Вы должны были привлекать внимание противоположного пола, мистер Тауб. Непременно должны были.
Чем? Своей мастью или своей неприспособленностью к жизни Террас?
О, сколько там было и есть правил! Неписаных, разумеется, иначе неинтересно. Но когда правильные ответы на вопросы входят в тебя, что называется, с молоком матери, и мысли не возникает, что кто-то другой может только тупо стоять и ждать указаний, как поступить. Любых, даже нарочно глупых и унизительных. Потому что выбора нет и нет путей отхода. Никуда.
А с местными девушками… Там правил было просто безумное количество! И для той стороны, и для этой. Нет, только не моей. Я в этом отношении не котировался. Даже в плане экзотики. Плюс нежелание подводить ту единственную женщину, которая хоть как-то заботилась обо мне.
Можно было либо стать членом всеобщего клана, либо вечно стоять особняком. Но такое решение мало зависело от меня и моих потребностей. Да вообще никак не зависело. И невинность я потерял гораздо позже. В одном из курсантских походов по увеселительным заведениям.
– Конечно, вы запомнили все, что было сделано и не сделано, не так ли? И старые обиды нашли свой выход.
К чему она клонит? Я всего лишь наорал. Некрасиво поступил, согласен. Непрофессионально. Но на кон было поставлено слишком многое, чтобы бесконечно и бессмысленно разводить реверансы.
– Я готов принести извинения, если это необходимо.
Сзади фыркнули.
– Извинения? Неудачная шутка, мистер Тауб.
– Я не…
Вместо продолжения беседы что-то пискнуло, и справа от меня высветился экран проектора, расположенный то ли прямо на стене, то ли в нише книжного шкафа.
Сначала побежали строчки служебной информации о дате, месте записи и прочей формально-технической дребедени, потом возникло изображение. Картинка из привычной медицинской палаты, кажется, даже знакомой. Ну да, этот молдинг ни с чем не спутаешь. Палата на втором этаже, диагностическое отделение. Номер не запоминал, но как пройти от входа и через все Управление, нарисую с закрытыми глазами.
Передний план – кто-то из докторов. Больше спиной, но все равно незнакомый. Зато медсестры, снующие мимо камеры, примелькавшиеся, что называется. Частенько работали на осмотрах. Вот и в последнюю вахту…
Звук я услышал с запозданием, но не потому, что качество записи хромало: видно все было совершенно идеально. Просто первые секунды женщина, вокруг которой все хлопотали, видимо, делала передышку и набирала воздуха в легкие. А когда завыла, сомнений не осталось.