– Ты же понимаешь, что можешь этого не делать? Никто проверять не будет, – вкрадчиво подсказали в наушнике.
– Мне нетрудно.
– Ы-ы-ы.
Она ведь наверняка считает, что я следую предписаниям исключительно для того, чтобы её позлить, тогда как на самом деле…
В каком-то смысле все эти ограничения меня даже радуют. Потому что помогают сосредотачиваться на других, более важных вещах. Например, на экспериментах с запоминанием песни.
– Дверь!
– Что – дверь?
– В неё стучат!
Вполне возможно. От меня до входа около тысячи футов, если считать по прямой, а не по коридорам. Так что какие бы то ни было звуки оттуда сюда попросту не…
– Что надо делать, когда стучат в дверь?
А почему нельзя было просто сказать с самого начала: сходи и открой? Я бы не отказался.
– Сейчас.
– Да уж будь любезен.
Это указание на то, как именно я должен принимать посетителя? Или… Нет, сдаюсь заранее.
Зато появился хороший и совершенно законный повод для очередной тренировки. Небольшая пробежка с интервальными ускорениями и элементами паркура – то, что надо для проверки предыдущих наработок.
Когда сонга сказала, что песню можно запомнить, для меня это стало настоящим открытием. Правда, на грани обидного: и как мне самому это раньше в голову не пришло? Тем более, что нас постоянно заставляли заучивать треки, и можно было бы сообразить.
Ну да, сейчас решение выглядит легко и просто. Только сначала пришлось перевернуть все с ног на голову.
На службе смысл заучивания состоял в подсознательной готовности принять заданную песню, хотя временами, прямо скажем, это все равно приходилось делать через силу. А теперь я попробовал запомнить ощущения, которые возникали в теле по ходу пения. Да, с тем же ритмом, но уже без привязки к чему-то внешнему. И у меня получилось.
Правда, совсем небольшой фрагмент, касающийся попеременного расслабления и тонизирования мышц. Своего рода массаж, но с эффектом обновления, что ли. И достаточно было всего лишь нескольких повторов, чтобы восстановиться. Конечно, строго в рамках собственных сил, без божественных чудес: чем больше нагрузка, тем дольше нужно повторять, и тем слабее итоговый эффект. Но с другой стороны, если попробовать запомнить побольше и поточнее…
– Я уже собиралась вам звонить, - строго сказала Кэтлин, перешагнув порог.
Подумалось: да лучше бы и позвонила, по крайней мере, я бы сразу понял, что нужно делать. И для кого.
– Простите, я был… На некотором удалении.
Она кивнула, видимо, припомнив пункты предписания:
– Есть определенный график? Если да, сообщите. Чтобы в следующий раз у меня не возникало поводов для беспокойства.
Потом настороженно сдвинула брови:
– У вас проблемы со зрением?
Никаких. А, это про очки?
– Они для работы.
– Хорошо.
Ну, наверное. Кому-то. Мне как-то без разницы.
– Здесь найдется спокойное место с чем-нибудь вроде стола?
– Да, конечно.
Сегодня Кэтлин была одета гораздо свободнее, чем в прошлые встречи. Огорчительно свободнее: широкие брюки скрывали и путали линии ног. И кофточка тоже не подчеркивала, а обволакивала. Зато суждения оставались прежними: резкими и даже чуть царапающими.
– И все-таки вы продешевили. Была хорошая возможность истребовать много разных плюшек.
Это она о втором соглашении. О моем участии в, содействии и бла-бла-бла.
Могу предположить, что её, как адвоката, в какой-то мере занимает выгода клиента. И это здорово. Наверное, очень правильно. Но мне нужно другое.
Да, я попросил только материалы дела. Того, старого. Хотя уже не рассчитывал что-то воскрешать в памяти. Скорее, только хоронить, но чтобы уж совсем и наверняка. А для этого было бы неплохо сначала посмотреть на покойничка.
Смешно, но я даже не знаю, где находится тот дом, откуда меня забрали в новую жизнь. Потому что никто и никогда не называл при мне адреса. И не знаю, как он выглядит снаружи: когда увозили в участок, на улице уже была ночь, расцвеченная лишь мигалками. Да и не позволяли мне тогда особо оглядываться по сторонам. А потом, когда мельком все же показывали фото во время опросов, запоминать что-то стало совсем некогда.
– Мне этого достаточно.
Хотя бы просто пройтись по той улице. Мимо. И уйти уже окончательно.