— Это совершенно другое дело, — заявил Роман и поцеловал женщину.
Они вернулись домой. Уланов набрал номер Гарина.
— Рома? Ты же говорил, что вечером перезвонишь.
— Разве?
— А может, я путаю.
— Я приеду завтра. Скажи куда подъехать?
— Подъезжай к оцеплению площади Ленина. Ее ты найдешь и без навигатора.
— Ну, центральную площадь найти несложно.
— Я распоряжусь, и вас с Людой пропустят. Будем на трибуне стоять.
— Во-первых, я буду без Люды. Она подъедет потом. Во-вторых, у меня нет никакого желания торчать на трибуне. В-третьих, скажи, что взять с собой.
— С Людой понятно, ее встретим. Насчет трибуны ничего страшного. Постоишь рядом со мной, местной властью и ветеранами. Митинг надолго не затянется. А что взять, это решай сам. Что люди берут с собой, когда едут на пикник?
— У меня палатки нет, со снастями напряг.
— Я же говорил, на острове дом, а снастями я тебя обеспечу. Все, у меня дела. Не забудь завтра в 10.00, площадь Ленина.
— Не забуду.
Глава вторая
Остаток дня они провели в хлопотах. Оказалось, что спортивный костюм Роману стал мал, да и кроссовки имели довольно поношенный вид. Но это еще ничего. Уланову предстояло стоять на трибуне, а его парадный наряд после химчистки выглядел, мягко говоря, не ахти. Роман и Людмила купили все новое, взяли и продуктов.
Вернувшись домой, Людмила напомнила Роману о таблетках. Он принял вторую за сегодняшний день.
Наступил вечер. На город обрушился ливень.
Стоя у окна кухни и глядя на залитое стекло, Уланов проговорил:
— А если и завтра такая же погода?
Людмила успокоила его:
— На завтра синоптики обещали солнечный день и только местами по области кратковременные дожди. Так что ничего страшного.
Они легли пораньше и сразу слились в объятиях. Каждая ночь приносила им сказочное удовольствие.
Потом Уланов выпил еще одну пилюлю. Засыпал он с опаской. Вдруг слова Эдуарда Николаевича окажутся пустышкой, и его вновь накроют искаженные воспоминания? Но всего лишь один сеанс, проведенный известным психотерапевтом, дал результат. Роман не видел снов, как и обещал Соколов. Ни плохих, ни хороших.
Поэтому проснулся Роман отдохнувшим, свежим. Вместе с ним поднялась Людмила. Пока Уланов принимал душ и брился, она приготовила завтрак. Главный врач клиники позвонил еще раз, напомнил ей о работе.
В 8.30 Роман подогнал к подъезду «Рено», взял сумку, где среди всего прочего лежали пилюли, и отвез Людмилу в клинику. После этого он вывел машину за пределы города.
В 9.50 Уланов остановился на улице Балаева, центральной в городе, перекрытой нарядом полиции.
Старший патруля подошел к нему.
— Добрый день, прапорщик Синявин. Дальше проезд закрыт, если, конечно, у вас нет пропуска.
— А разве вас не предупредили? — спросил Роман.
— О чем?
— Что я должен приехать.
Полицейский рассмеялся и осведомился:
— А вы извините, кто? Депутат? Высокопоставленный чиновник?
— Я не депутат, — ответил Уланов, — и не чиновник. Меня сюда пригласил подполковник Гарин. Надеюсь, этот человек вам известен?
Тон прапорщика разом изменился:
— Вас пригласил начальник РОВД?
— А у вас есть другой начальник полиции, кроме Гарина?
— Одну минуту. — Старший наряда вызвал кого-то по рации.
Что он говорил, Уланов не слышал. Недалеко гремел духовой оркестр. Но собеседник все доходчиво объяснил Синявину.
Он козырнул и заявил:
— Прошу прощения, товарищ майор, но и вы меня поймите. Для специально приглашенных лиц были выписаны пропуска. У вас…
Уланов прервал полицейского:
— Так я могу проезжать или мне разворачиваться?
— Проезжайте, конечно. Стоянка для автомобилей гостей сразу за трибуной, где памятник Ленину. Оттуда и проход на трибуну. Товарищ подполковник там ждет вас, — проговорил прапорщик и отошел в сторону.
Уланов проехал метров пятьдесят, оказался на площади и увидел большую трибуну, закрывавшую чуть ли не половину памятника, изображавшего вождя мирового пролетариата. Невдалеке от него возвышалось нечто тоже весьма не мелкое, закрытое полотном.
«Нормально местные власти придумали! Они открывают памятник жертвам политических репрессий рядом со скульптурой, изображающей того самого человека, который и начинал их. Но логику начальства, как и женщины, понять невозможно по причине полного отсутствия таковой», — подумал Роман и заехал за трибуну.