- "...И запальные в смысле генетики организмы". Готово, садись!
Тимофей снял сковородку, понес к столу и поставил на бумаги.
Я ощутил в себе сильно изголодавшегося человека. Мне захотелось есть сокрушительно много.
Тим ставил тарелки, разливал чай в большие чашки.
По обыкновению, он болтал за едой. Жуя, запихивал себе в рот огромные куски. Подошли собаки, положили морды на край стола. Тим бросал им кусочки мяса и обмакнутого в подливку хлеба.
Похудели, бедняги. Тим отощал, у собак до смешного заострились носы. Они плоские, словно долго лежали под ботаническим прессом.
- Ты понимаешь, - говорил, жуя и давясь, Тимофей, - мы с тобой уникальные люди. Я имею честь быть универсалом-ботаником, зоологом, этологом, дендрологом, чертезнаетчемологом. Ты затесался в Аргусы благодаря этой каналье Штарку. Силен мужик... Нам с тобой, по сути дела, надо писать мемуары.
Он захохотал, взял горсть сахара и, повелев: "Терпеть!", положил на носы собак по кусочку. Те, скосившись на сахар, недвижно и серьезно ждали разрешения есть его.
- То, к чему ты прикоснулся, - втолковывал Тим, - огромно. Аргус! Подумай сам, сколько бы ты мог еще быть им без опасности смерти?.. Неделю? Думаю, что три дня. А там истощение протеинов, анорексия и т. п. Хоп! (Собаки подкинули и схватили кусочки.) Но ты должен хранить память о прикосновении к чему-то титаническому.
...И у меня такое же бывает, когда я в одиночестве обозреваю здание науки. (Он покраснел.) Ощущение, что я коснулся огромного, лезу на снежный пик. Слушай, может, нам махнуть на север, освежиться и поохотиться? Все же полюс, снега, мохнатое зверье. А?
- Посмотрим, - сказал я, думая, отчего он повторяет мои соображения.
А звучало бы: "Воспоминания Аргуса-12". Вспомним, вспомним... Итак, прилетел "Фрам", абсолютно неожиданный. Он скинул на Люцифер ракетную шлюпку.
Аппаратура наша разладилась в грозу, мы не приняли сигналов и копошились во дворе.
Было ясно, Люцифер просматривался на большем расстоянии. Вдруг из солнечной голубизны ринулось, гремя и пуская дым, длинное тело. Люди! Ракета! Мы с Тимом (и собаками) лупили к площадке во весь дух. Одеться толком не успели, бежали налегке. Затем капитан Шустов, Ящик из красной тисненой кожи. Обряд Посвящения и все остальное.
Я - АРГУС
Аргусы говорили мне - Обряд возник давно. Утверждали-истоки его терялись во времени. Я же знаю - и Обряд, и Аргусов родили достижения техники и изобретательность сильных человеческих умов.
Смысл Обряда был велик. Среди чужих солнц в пору редкого движения ракет (путь их рассчитывался по секундам) правосудие обездвижело, а Закон изменился. Преступлением против Закона Космоса были и редчайшие отказы в помощи одних людей другим, когда жизнь и тех и других балансировала на острие и приходил соблазн сохранить одну жизнь за счет другой.
Нарушением (и преступлением) Закона становилось угнетение инициативы - ею двигалось освоение новых планет.
Непрощаемым Преступлением считали то, когда в страхе (или гордыне) человек сметал чуждую ему биожизнь с открытой планеты и творил новую из машин и железа. Так же расследовали катастрофы. Это Аргусы нашли утерянный звездолет "Еврипид", они же разыскали исчезнувшую экспедицию Крона. Последнее было трудно, в том секторе нашлась только малая спасательная ракета. И Аргус, служитель Закона, рискнул собой и сделал нужное.
Исполнение Закона поручалось человеку, который был на той же самой планете (или в том же звездном секторе), где случилось Зло. Это обычно был человек бесхитростный, полный благожелательности (другого бы не допустили к Силам, подчиненным Звездным Аргусам).
Человек этот сталкивался с космически сильным Злом (пример с Генри Флинном, сошедшим с ума и единолично пиратствовавшим в секторе 1291 "А").
Небходимость родила необычайные изобретения - любой человек мог бороться со Злом, каким бы оно ни было сильным, - остальные люди занимались неотложными работами.
Ящик красной тисненой кожи вмещал в себя все необходимое. Его везли туда, где случалось Зло (легенды говорят - он и сам перемещался в пространстве).
Тот, на кого падал выбор, становился Судьей и Аргусом. Он преследовал Зло, побеждал его, судил, карал...
Иногда Аргус погибал, но Закон шел твердым и четким шагом по этим безлюдным планетам. И мне хотелось идти, искать, гибнуть и торжествовать. ("Меня, бери меня", - подсказывал я Красному Ящику.) Шустов снял шлем и вытер лоб. Лицо его было озабоченным.
- Слушай, Иван, - спросил Тимофей, - зачем эта штука здесь? Что случилось? На планете нас только двое.
Шустов помолчал.
- Ну и жара у вас, ребята, - сказал он. - Как вы тут еще не сварились? Душно, сероводородом тянет. Ад!.. Я, собственно, вез сыворотку на Мекаус, да какой-то дурак убил здесь человека, вот меня и нагрузили. А он все тебе сам скажет, Ящик-то. Такие дела, Тимофей.
И повернулся ко мне:
- Эй! Я тебя узнал, ты Краснов и погиб на "Веге". А, Тимофей, чудеса с этими погибшими? То и дело их встречаешь живыми (а я и на самом деле был мертв, но стал жив). Ребята! Положите руку на эту штуковину. Быстрее, быстрее - я спешу. Если, конечно, согласны стать Аргусом, Судьей и так далее и восстановить справедливость?
Я шагнул вперед, положил руку.
- Согласен.
И Тим шагнул, положил руку: "Согласен".
Красный Ящик спросил ровным голосом автомата:
- Георгий Краснов, вы согласны выполнять Закон, требовать выполнения Закона, преследовать нарушившего Закон?
- Согласен! (Я ощутил нараставшую теплоту в крышке Ящика. Но рука моя была спокойна.)
- Георгий Краснов, я обязан предупредить об опасности - вы по коэффициенту Лежова заплатите годами жизни за дни работы.
- Я согласен.
- Вы знаете мифическое значение Аргуса? Недремлющего? Стоглазого?
- Да!
Автомат сказал:
- Тогда вы Судья, вы - Звездный Аргус номер двенадцать.
Я сказал:
- Да, это я.
Он сказал:
- Я передам вам Знание Аргусов.
И хотя из ракетной шлюпки Ящик с трудом вынесли двое, я взял его на руки. Я отнес его в сторону, под куст коралловика, открыл и вынул регалии Звездного Аргуса. Я надел его бронежилет и белый шлем, повесил Знак - пятилучевую звезду. И тотчас капитан, козырнув мне, заторопился по трапу. Люди его спешили, оглядываясь на меня. Их словно сдул ветер. (Я и сам ощутил его: потянуло холодом, прошумело в деревьях.) И друг Тим отвернулся, а собаки прижались к нему. Ибо во мне уже была сила Закона и не было в Космосе власти, равной моей. Я все видел.