Алексей Пурин
АРХАИКА (1974 – 1982)
* * *
– Живу я, а Ты незаметен
за блеском сентябрьского дня.
Но столько теней и отметин
Твой свет положил на меня,
что верю: я – Твой отпечаток,
и ангел Твой рядом со мной
идет, не снимая перчаток,
сквозь город и дождь проливной.
– В осеннем саду изваянья
смущают немой белизной:
сияет – и меркнет в зиянье
ознобом пронизанный зной.
Смотри, Проявитель: чернее
душа моя день ото дня.
И, может быть, тот, рядом с нею
идущий, Тебе не родня.
1976, 1996
* * *
Недаром над финским гранитом
и синими льдами – точь-в-точь
как пламень над пуншем разлитым –
горит скандинавская ночь.
И с мудрым орлиным задором
недаром построен Петром
пленительный город – в котором
гремел императорский гром,
где вьюги косматой вселенной
свистели в рессорах карет...
Легко ли Европе надменной
приставить к виску пистолет?
И окриком, как на поверке,
родную спалив старину,
легко ли построить на Стрелке
Россию в шеренгу одну?
август 1974, 1980
* * *
Он, как стакан граненый
с водою налитой –
гнилой, темно-зеленой
и тускло-золотой,
стоит у самых окон,
и дует в левый бок
ему сквозной Европы
лукавый холодок.
И сам он – европейский,
приморский, слюдяной,
с простуженной летейской
легчайшею волной.
февраль 1975
* * *
Грузинский храм. Лишь битый камень тут
да ласточкам кочующим приют.
Ни золота, ни бронзы, ни парчи –
лишь чистые отвесные лучи.
Осыпалась настенная глазурь...
Но, друг, очей застенчивых не хмурь:
все украшенья – веришь? – мишура...
Почти что палестинская жара.
Почти что иорданская вода.
Почти что иудейская звезда.
И человек – мучительно знаком –
идет по синей глине босиком.
май 1974
* * *
Грузинский храм, и битый камень,
и неба виноградный пламень,
и кучевые облака,
и пика льдистая булавка...
Какая пестрая заставка
для путевого дневника!
Так некогда стихи писали.
Но мы родиться опоздали
для этой детской простоты.
И в результате опозданья
способны лишь на описанья
жары, вагонной маеты.
О, этот с женщиной попутной
нелепый, глупый, скучный, смутный,
невыносимый разговор!
Не лучше ль та игра в молчанку –
гусар, влюбившийся в турчанку,
без языка, и темный взор?..
Стекло царапая погоном,
проносит пиво по вагонам
осточертевший проводник.
В купейном жмутся к стенкам дети.
В плацкартном – словно в лазарете:
еда, белье, и храп, и крик.
Ах, сколько можно мыться, бриться,
курить? На месте не сидится.
В окне – один и тот же вид.
Одну и ту же вертят гору.
Во тьме бегут по коридору...
И опровергнут Гераклит.
май 1980, 1981
Посылка
А.С.Кушнеру
Стихи – секрет Полишинеля!..
Когда на воздух из тоннеля
наш поезд вырвался, синел
морской простор, разбужен ветром, –
с каким-то батюшковским метром
валов, вернее – зеленел...
Строка распахивает дали.
И, если б нам не рассказали,
что ложки чайные бренчат
в стаканах, и не объяснили –
о чем, мы так бы всё и жили
впотьмах, как двести лет назад.
Пространства выпуклого глобус
течет в окне. Чудесен логос,
соединяющий века!
И без отзыва и повтора
не выйдет, к счастью, разговора –
с Той, чья походка так легка.
май 1980
* * *
Здесь только скудость глины сиротливой
да одиноких жидких позолот
отображения и переливы
в отвесной грани выщербленных вод.
Здесь дремлет детство мира. От скалы
неотличимы храмов птичьи крылья,
и древние, библейские орлы
развешаны над пашней изобилья.
Остановись, дыханье затая!
Как эта сладость страшная близка мне –
кирпичных птиц горячая семья,
скрипичный ключ лозы на бедном камне.
И всё светлее склоны гор, пока
ночной дурман стоит над млечным садом,