«Русская земля потаиласе,
Тотарская земля показаласе» <...>
Старинам она научилась в молодости от старухи-матери и старших сестер. По словам ее, как и других сказительниц, старины раньше пели во время поста, особенно Великого, когда петь обычные песни неудобно. Сама она поет их, когда ей при работе станет скучно. Песню о разбойниках и атамановой любовнице ей пел колежемец Иван Кочин, живший тогда в Колежме. Все пропетое ею она называла без различия стихами. Поет она хорошо. По ее словам, калики-каргополы более всего поют стихи о 12 пятницах, Лазаре и Михаиле архангеле.
17. Дунай и Настасья королевична (Молодец и королевична)
Ходил Дунаюшко да из Орды в Орду,
Из Орды в Орду да из Земли́ в Землю;
Пришёл Дунай к королю в Орду.
Уж он три годы служил да во конюшниках,
5. Уж он друго три служил да он во ключниках,
Уж он третьё три служил да на новых сенях.
Уж уж [он] день стоит да на новых сенях;
Ночку спит да в новой спалёнки
Он на той кроваточки тесовыи,
10. Он на той периноцки пуховыи;
Спит со душенькой с Настасьёй-королевицной.
У того-ли короля да шаховинского
Заводилось пированьицо, почестён пир.
Не зовут Дуная на почестён пир, —
15. Он походит Дунай да на почестён пир;
Унимат ёго Настасья-королевишна:
«Не ходи, Дунай, да на почестён пир;
Не ровно́, Дунаюшко, похвастаёшь,
Не ровно словечико вымолвишь!»
20. Не слуша́л Дунай Настасьи-королевишной,
Он похо́дит да Дунай на почестён пир,
Он садился Дунай да за средни столы.
Ище вси на пиру да напивалисе,
Ище вси-ты на цосном да пьяныи-веселы,
25. Ище вси на пиру да приросх[в]астались:
Иной-тот веть хвастат золотой казной,
А иной-тот веть хвастат добрым конём,
А иной-тот веть хвастат вострым копьём,
А и умной-тот хвастат отцом-матушкой,
30. Да безумной-тот хвастат молодой жоной,
Неразумной-тот хвастат родимой сестрой.[107]
Тут сидит Дунаюшко, не ест, ни пьёт,
Он не ест, ни пьёт да не кушаёт,
Он ницем Дунай да не похвастаёт.
35. Тут спроговорил король да шаховинские:
«Уж ты што же, Дунаюшко, не еш, не пьёш,
Ты не еш, не пьёш, не кушаёш?» —
«Ище́ нецем мне Дунаюшку похвастати:
У м’ня нету Дуная золотой казны,
40. У м’ня нету Дунаюшка добра коня,
У м’ня нету Дунаюшка востра копья,
У м’ня нету Дуная отца-матушки,
У м’ня нету Дуная молодой жоны,
У м’ня нету Дуная родимо́й сёстры.
45. Уж я столько Дунаюшко похвастаю:
Я ходил-гулял да из Орды в Орду,
Из Орды в Орду да из Земли в Землю;
Я пришол Дунай к королю в Литву;
Уж я три годы служил у вас в конюшниках,
50. Уж я друго три служил у вас во ключниках,
Уж я третьё три служил да на новы́х сенях;
Уж я день стою да на новых сенях,
Уж я ноцку да в новой спаленки
Я на той кроватоцки тесовыи,
55. Я на той периноцки пуховыи
Сп[л]ью со душенькой с Настасьюшкой с королевишной!» —
Тут не синёё морё сколыбалосе, —
Королевьскоё серцё розгорелосе.
Тут скрыцал король во первой нако́н:
60. «Уж вы ой еси, пановьи-улановьи,
Вы такии злы поганыи тотарина!
Вы берите Дуная да за белы руки,
Вы ведите Дуная во чисто полё,
Отрубите у Дуная буйну голову!»
65. Тута брали ёго панови-уланови
И таки злы пога́ны тота́рина,
Поводи́ли Дуная во чисто полё,
Приводили Дуная на широкой двор.
Тут спроговорил Дунай да таково слово:
70. «Уж вы ой еси, панови-уланови,
Вы такие злы пога́ны тота́ряна!
Проводите тут Дуная вдоль по улици!»
Проводили тут Дуная вдоль по улици.
Тут скрыцал Дунай во первой након:
75. «Ты прости, прости, вольнёй белой свет!
Прости, душенька Настасья-королевишна!
Приупи́то было, приуедёно,
В красни, в хороше́ да приухожоно,
На бело́й груди да приулёжано!»
80. Во первой нако́н Настасьюшка не слышала.
Он скрыцал Дунай да во второй након:
«Ты прости, прости, да вольнёй белой свет!
Прости, душенька Настасья королевишьна!
Приупито было, приуедёно,
85. В красни, в хороши́ да приухожоно,
На белой груди было́ улёжано!»
Во второй нако́н Настасьюшка услышала,
Бросаласе Настасьюшка по плеч в окно:
«Уж вы ой еси, па́нови-ула́нови,
90. Вы таки злы поганы тотарина!
Вы ведите Дуная на широкой двор,
Вы возьмите со коню́шна дво́ра ко́нюха,
Вы сведите ёго да во чисто полё,
Отрубите у ёго да буйну го́лову!»
95. Приводили Дуная на широкой двор.
Надавала она злата, много серебра,
Отпустила Дуная на свою́ волю,
98. Сама уехала да во чисто полё.[108]
вернуться
В последних трех стихах «тот» можно счесть не только за член, но и за самостоятельное местоимение, заменяющее предшествующее ему существительное, которое следовало бы в таком случае отделить от местоимения запятой.
вернуться
Благодаря этому отъезду Настасьи-королевичны в Поле эта старина очень удобно связывается со следующей. Если отношение обеих старин первоначально было такое, как здесь, то понятно, почему в других вариантах старины о Дунае-свате Дунай является к королю как человек, знакомый с ним и его дочерями.