Артемий Егорович Петров — крестьянин дер. Дорогой Горы, Дорогорской вол., 35 лет, здоровый мужчина среднего роста. Он женат и имеет малых детей. Он хороший работник, но пропивает почти весь заработок, так что жена должна принимать меры, чтобы он оставался трезвым. Живет он небогато, в небольшой низкой избе; нанимается в поденщики; знает между прочим столярное ремесло. Он пропел мне шесть старин: 1) «Оника-воин», 2) «Васька-пьяница и Кудреванко-царь» (или по тамошнему «Туры»), 3) «Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем», 4) «Бой Добрыни с Дунаем», 5) «Василий Буслаевич» (молодость, учение, расправа с новгородцами, путешествие и смерть) и 6) «Илья Муромец и Издолище в Киеве». Кроме того, он знал раньше, но теперь позабыл старины: «Сорок калик со каликою», «Дунай», «Садко», «Бутыга» (который приезжает на кораблях; хотя здесь действует также Васька-пьяница, но мне говорили, что это — особая старина, отличная от старины «Васька-пьяница и Кудреванко-царь», что Васька-пъяница не раз мог оборонять Киев). Когда я уезжал, он, уже подвыпив, хотел было мне пропеть и про Садка, но я не стал записыватъ у пьяного, тем более, что и в трезвом виде он не брался петь эту старину. Он называет знающих старины «старинщиками». Пел он в общем хорошо. Про третью старину («Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем») он говорил, что выучил ее от Прони (т. е. Прокопия Шуваева из д. Нижи на Кулое). Кроме того, он говорил, что жил год в с. Койде и от нижан (Прони и Миколая Шуваевых)[24] выучил старины; на промыслы он не ходит уже лет пять. Кажется, он пел также и с отцом Василья Тяросова. Я записал от него напевы старин об Онике, Илъе Муромце и Идолище в Киеве, а также о Ваське-пьянице и Кудреванке-царе (последнюю он пел в фонограф вместе с Андреем и Ильей Тяросовыми).
(См. напев № 12)
Жыл-был на свети да Самсон-от богатырь;
Жыл-был на свети Святогор-от богатырь;
Жыл-был на свети Оника, храбрые воин.
Как задумал Оника он ехать в Ерусалим-грат<д>;
5. А хочет Оника Ерусалим-город взять,
Божьи-ти церкви и под дым спустить,
Святые иконы да копьём выколоть,
Попоф-патриархоф под мець склонить,
Христианскую веру да облатынити,
10. Злато-серебро телегами повыкатить.
Да срежаицсе Оника, он храбрые воин.
Да пошол же Оника да на конюшен двор,
Выбирал же коня да со шести цепей;
А он седлал, он уздал да коня доброго,
15. А вязал он подпружецьки шолковыя,
(Ишше шесть-то подпружек да едного шолку,
А седьмая по(д)пруга да ис семи шолков,
Та же потпруга — церес хребётну кость):
А не для-ради басы, а ради крепости,
20. Ради опору да богатырского —
А не оставил бы конь да во чистом поли,
Не прышлось бы молоццу пешком итти!
Он и брал фсе доспехи да богатырские:
Он и брал три булатны копейца,
25. А он взял фсе три вострые сабли,
Подвязал же Оника да себе острой меч,
Надевал же налучишшо, калены стрелы,
Он и брал же как тугой лук розрыфцивой.
Ой только видели Онику — да на коня скоцил,
30. Да как видели Онику — да ф стремяна ступил,
А не видели поески да богатырьскоей.
А увидели: на поли курева стоит,
Курёва где стоит, да дым столбом валит.
Ишше выехал на полё на чистоё
35. Да на то же на роздольице на шырокое;
А супроти́вника Они́ка да вы́зыва́ет,
Как наезника Оника да выкликает.
Как завидял Оника он на поли Цюдо,
Цюдо страшно и грозно, вельми Цюдышко непомерноё:
40. Тулово его зверино, ноги у Цюда лошадины,
Голова-то его человеческа, власы его — всё по поясу.
А подъежжает Оника / к Цюду страшному и грозному,
К вельми Цюдышку непомерному.
А замахнулса Оника вострым копьём,
45. Хочет сколоть Чюда страшного, —
Во локтю у его рука остояласе.
Замахнулса Оника вострой саблей, —
В завитьи́ рука́ застояласе.
Понюгнул Оника добра коня,
50. Ишше хочет стоптать да Цюда страшного,
Вельми и Цюдышка непомерного, —
У его доброй-от конь да на колени пал.
Ишше тут-то Оника и приужакнулса;
Говорыт тут Оника да таково слово:
55. «Уш ты ой еси, Цюдышко страшноё,
Цюдо страшноё и грозно,
Вельми и Цюдышко непомерно!
Уш ты хто же: ты царь але царевиць?
Уш ты хто же: король или королевичь
60. Или руський могучий богатырь?»
И говорит ему Цюдо,
Цюдо страшно и грозноё,
Ой вельми Цюдышко непомерно:
«Не царь веть я и не царевиць,
65. Не король-от веть я и не королевиць,
И не руський могуций богатырь,
И не полениця я приудалая;
А ишше сельнёго я веть нонь не боюсе,
А богатого я не стыжусе!
70. Где кого я завижю,
Где кого я ноньце заслышу, —
Тут того я и во́зьму,
При путях, при дорогах,
При пирах, при беседах,
75. При весёлых канпаньях, —
Ах я послана от господа Бога
Смерть-то тебе престрашная!»
А тут говорыт тут-то Оника да таково слово:
«Уш ты ой еси, Смерть ты престрашная!
80. Уш ты дай-ка мне строку / на три мне года
А съездить мне в Ерусалим-град:
Хочицьсе мне Ерусалим взять,
Божьи-ти церкви под дым спустить,
А святые иконы да копьём выколоть,
85. Попов-патриархов под мець склонить,
Христианскую веру да облатынити,
Злато и серебро телегами повыкатить!»
Говорыт ему Цюдо, / Цюдо страшно и грозно,
Вельми и Цюдышко непомерно:
90. «Я не дам тебе строку на три года
Съездить тебе в Ерусалим-град».
А-й ишше тут-то Оника и приужакнулса,
А тут едва же Оника да на кони сидит,
Три булатных да копейця во руках держыт.
95. Тут едва же Оника да слово вымолвил:
«Уш ты ой еси, Смерть ты пристрашная!
Уш ты дай мне-ка строку / на три мне месеця
Съездить мне к оццу, к матери,
К той же мне-ка да к молодой жены.
100. («Есь у мня злата и серебра,
Злата-серебра есь фсё три погреба!) —
Роздать мне по нишшое братьи
Да по той же убогой сироты!»
А-й говорыт ему Смерть его престрашная:
105. «А не дам тебе строку на три тебе месеця!»
Тут едва же Оника да на кони сидит,
И он три острыя сабельки во руках держыт.
Тут едва же Оника да слово вымолвил:
«Уш ты ой еси, Смерть моя престрашная!
110. Уш ты дай мне-ка строку / на три недели
Съездити мне к оццу, к матери
И с молодою женою да роспростицьсэ,
Отца-матери мне благословицсэ!»
Говорыт ему Смерть его престрашная:
115. «Я не дам тебе строку на три недели
Ишше съездить тебе к молодой жены,
С молодой же женой роспростицсэ,
С отцом, с матерью тебе благословицсэ!»
Тут-то Оника и приужакнулсэ,
120. Тут едва же Оника да на кони сидит,
И он тугой-от лук да во руках держыт.
Тут едва же Оника да слово вымолвил:
«Уш ты ой еси, Смерть моя престрашная!
Уш ты дай мне-ка строку / на три мне-ка денечка
125. Съездити мне к молодой жены,
Малых детоцёк мне благословити!»
Говорыт ему Смерть его престрашная:
«Я не дам тебе строку / на три минуты!»
Увалилсэ Оника да со добра коня,
130. Да на то же, Оника, да на сыру землю, —
Да и придал же дух он к сырой земли.
вернуться
По его словам, сын Николая может знать старины: «Бой Ильи Муромца с Сокольником», «Садко», «Бутыга».