Тут весь парод и с попами по домам полетели:
— Эта свадьба не в свадьбу и брак не в брак! Личность, у которой королек траву купил, тоже спокаялась, отыскала Девича, шепчет ему:
— Не реви! Этот угар у королевны к утру пройдет. Мы обманули Федьку. Он на месяц дурману просил, а мы дали на сутки.
А Федька скорехонько погрузил Ненилу на пароход. Она в каюте уснула как убита. Плыть всю ночь. Данило вахту дежурит, по морю лед идет весенний, по молодецкому лицу слезы.
И королек свое дело правит. Подкрался да оглушил Девича шкво'рнем. Тело срыл в море.
Утром берег стал всплывать и город,
Федька ходит козырем:
— Ненилка месяц будет не в уме. Я ее выучу по одной половице ходить.
Повернулся на каблуке, а Ненила сзади стоит, здорова и в памяти, только брови как медведи лежат:
— Я как сюда попала?
У Федьки живот схватило:
— Вы, значит, со мною обвенчавши. И плывете, значит, в наши родные палестины-с!
Ненила вдруг на палубу упала, руки заломила:
— Что со мной стряслось? На войне я была удала и горазда, а тут...
Она вдруг сделалась страшна, гро'зна.
— Где Данило Девич?!
Данилко накачался на свадьбе как свинья; не свалился ли в воду с пьяных глаз...
Но тут пароход к пристани заподоходил. Музыка, встреча, отчишко с министрами, народ. В пристанском буфете сряжен банкет. Все в одну минуту напосудились без памяти. Явился Митька пытать о брате. Королек насильно налил Митьку вином, с отцом пошушукался и под шумок стянули они пьяного в лодку. Отчишко уплавил тело к морю, валил на пески, ножом вывертел сонному глаза и угреб обратно.
А Федька, как за стол-то воротился, думает ничего никто не приметил. Глядь, — Ненила подходит:
— Кого куда в лодке повезли?
Митьку, Данилкинова брата, папаша вытрезвлять поехал.
Мать Данилы да Митрия тут привелась, заревела медведицей:
— Убивать повезли моего детища! И Данилу убили!!
Во дворе тишина стала. Ненила как туча грозова приступила к Федьке:
— Где Данило?!
Королек завертелся собакой.
— С пароходу пьяной упал, на моих глазах захлебнулся.
Матка опять во весь двор:
— Врешь ты, щучий сын! Не пьет мой Данилушко, в рот не берет. Где они?! Где мои рожоны дети?!
Ненила королька за плечо прижала, ажио он посинел:
— Сказывай, вор, где ейны дети!?
Федька вырвался, по полу закатался, заверещал свипым голосом:
— Эй слуги верны-ы! Хватайте мою жену Ненилку, недостойную королевского ложа! Я Данилку ейного своеручно в море смахнул как комара, а ее, суку, на воротах расстреляю! Вяжите ее! Каждого жалую чином и деньгами!
Середи двора телега привелась ломовая, оглобли дубовы велики. Ненила Богатырка вывернула эку семисаженну снасть да как свиснет, свиснет наокруг: по двору пыль свилась с каменьем, из окошек стекла посыпались. Брызнул народишко кто куда, полезли под дом, под онбары, на чердак, на сенник, в канаву. Сутки так и хранились, как мертвы. Старой королешко ухватил с собой десяток мужиков поудалее, да на двух телегах и удрал неведомо куда.
Воля во всем стала Непилина.
Перво дело она послала людей к морю искать Данила и Митрия, да от себя подала во все концы телеграмы. Посыльны бродили неделю, принесли голубой Данилов поясок:
— Не иначе, — рыбы съели братанов. По берегу есть костья лежит.
Ненила убрала в сундук цветны сарафаны, наложила на голову черной плат. Ни с кем боле не пошутит, не рассмехнется. День на управленьи да при хозяйстве, а после закатимого сядет одинехонька у окошка, голубу Данилову опояску к сердцу прижмет и запричитат: !
Народ-от мимо идут, дак заслушаются. А Федьки королевна объявила:
— Не знаю, что скажет осень, а нонешно лето будь ты пастух коровий в Митькипо место.
Он и пасет, вечером домой гонит. Ненила с подойником у хлева ждет и считат, все ли коровы. Пересчитат и велит корольку последню под хвост поцеловать. Эта корова так уж и знат. Дойдет до конюшны, остановится и хвост подымет.
А Данило не утонул, с парохода упал. Примерз рукавом к льдине. Утром прикачало к берегу. А встать не может, ноги умерли с морозу. Федьки боится, в лес на коленцах бежит, ноги как кряжи волокет. И вдруг слышно, — лес трещит впереди. Не медведь ли? И закричал:
— Зверь, али человек?!