В венчальной день двенадцать портных наложили царскому жениху трахмальны манишки, подали костюм последной париской моды, лаковы шшиблеты и прочее.
И как показался экой жентельмен на публику, дак никто буквально не узнал. А узнали, дак не поверили. Он явился, как написаной, бра'вой, то'лстой, красной, очень завлекательной. Царевна одночасно экого кавалера залюбила. До того все козой глядела, а тут приветлива сделалась, говорунья. Свадьба была — семь ден табуном плясали, лапишшами хлопали, пока в нижной этаж не провалились, дак ишо там заканчивали.
А Пронькин американин, приехавши на родину, не избежал некоторой пеприятности. Американска власть на его заобиделась, что пятнадцать лет в России потратил, эдаки деньги на вшивого мужичонка сбросал.
— Неужели, — власть говорит, ты за эстолько лет не мог его соблазнить хоть раз сопли утереть?
Тогда достойной субъект показал им пятнадцать научных изданных томов насчет Проньки. Также открыто спросил:
— Разве вы пе в курсе, что две особы императорской фамилии вышли замуж за американов и принели американску веру?
Власти говорят:
— Это мы в курсе. Вот этот случай — велика честь. Америка гордицца теми двумя молодцами.
— Дак эти два молодца мои родны братья. Кабы не я да не мой Пронька, им царских-то дочек не понюхать бы!
Публика закричала «ура», тем и кончилось.
ВАРВАРА ИВАНОВНА
У Якуньки была супруга Варвара Ивановна.
И кажной день ему за год казался. Вот она кака была зазуба, вот кака па'губа. Ежели Якунька скажет:
— Варвара Ивановна, спи!
Она всю ночь жить будет, глаза пучить. А ежели сказать:
— Варвара Ивановна, сегодня ночью затменье предвешшают. Посидите и нас разбудите.
Дак она трои сутки спать будет, хоть в три трубы труби.
Опять муж скажет:
— Варя, испекла бы пирожка.
— Не стоишь, вор, пирогов.
А скажет:
— Варя, напрасно стряпню затевашь, муку переводишь....
Она три ведра напекет:
— Ешь, тиран! Чтобы к завтрию съедено было!
Муж скажет:
— Варя, сходим сегодня к тетеньке в гости?
— Нет, к эдакой моське не пойдем.
Он другомя:
— Сегодня сватья на именины звала. Я сказал — не придем.
— Нет, хам, придем. Собирайся!
У сватьи гостей людно. Варвара пальцем тычет:
— Якунька, это чья там толстомяса-та девка в углу?
— Это хозяйская дочь. Правда, красавица?
— А по-моему морда. Оттого и пирогов мало, что она всю муку на свой нос испудрила.
Муж не знат, куда деться:
— Варя, позволь познакомить. Вот наш почтеннейший начальник.
— Почтеннейший?.. А по виду дак жулик, казнокрад.
Тут хозяйка зачнет положенье спасать, пирогом строптиву гостью отвлекает:
— Варвара Ивановна, отведайте пирожка, все хвалят.
— Все хвалят, а я плюю в твой пирог.
И к Варваре кто придет, тоже хорошего мало.
Который человек обрадуется угощению, тот ни фига не получит, а кто ломаться будет, того до смерти запотчует.
Мода пришла, стали бабы платьишки носить ребячьи. Варвара наро'сьне ниже пят сарафанов нашила. Всю грязь с улицы домой приташшит. Вот кака Варвара Ивановна была; хуже керосина. Она и рожалась, дак поперек ехала. Муж из-за такого поведения сильно расстраивался:
— Ах ты... про'валь тебя возьми. Запехать разве мне ей на службу? Может, шолкова бы стала?
Вот наша Варвара Ивановна на работу попала. Ежели праздник и все закрыто, дак Варвара в те дни черным ходом в учрежденье залезет и одна до ночи сидит, служит, пишет да считат.
А ежели объявят:
— Варвара Ивановна, эта вся будет спешна неделя. Пожалуйста без опозданиев...
Дак Варвара всю эту неделю назло дома лежит.
Настанет праздник какой. Варвара одна в учрежденьи работу ломит.
Муж дак за тысячу верст рад бы от этой Варвары уехать, из пушки бы ей рад застрелить.
Оногды идет он со службы, а домой не охота. И видит: дядьки на бочке за город едут. Ах, думает, хорошо б и мне перед смертью на лоно природы.
— Дяденька, подвези!
За папиросу вывезли и Якуньку за город. Стали навоз в яму сваливать. Яма страшна, глубока. Якуня думат:
— В эту бы яму мою бы Варвару Ивановну!
Яма смородинным кустьем обросла. Это Якуня тоже на ус намотал. Домой явился:
— Хотя ноне и лето, ты, Варвара, за город ни шагу!
— Завтра же с утра отправимся! И ты, мучитель, со мной.
Утром бредут за город. Варвара Ивановна, чтоб не по-мужневу было, задью пятится. К ямы подошли, к смородиннику. Якунька заявил:
— Мои ягоды!
— Нет, холуй, мои! Лучче и не подступайся!