Утром, отдохнувшие, радостно возбуждённые счастливым спасением, мы подняли якорь и пошли в Архангельск, понимая, что против весеннего течения пыхтеть будем долго.
Прошло несколько лет, и мои друзья стали заядлыми любителями подлёдного лова. В своей одержимости зимней рыбалкой они переплюнули меня. Если я мог иногда пролениться, пропустить очередной субботний выезд, ссылаясь на погоду, здоровье, бог знает на что ещё, то они всё своё свободное время отдавали любимому занятию. Жёны поругивали меня, что вот, мол, втравил мужиков в эту рыбалку, теперь мы их дома и не видим круглый год.
Время пролетело быстро, и в начале девяностых многое поменялось в нашей жизни. Всё меньше и меньше выезжало на рыбалку больших машин-вездеходов, арендуемых шумными рыбацкими коллективами за счёт профсоюзов. Ездить стали больше на личном транспорте. Уходить в прошлое стали тяжёлые овчинные полушубки, валенки, фанерные ящики, самодельные удочки и другие рыбацкие причиндалы кустарного производства. Попасть на дальнюю рыбалку стало гораздо труднее. Свободных мест в рыбацких машинах, как правило, не было.
В этом году достаточно прочный лёд на реке встал только в декабре. Я слышал, что автотранспорт с рыбаками стал пробираться в дельту Двины и некоторые даже выходят на море. Очередная пятница была занята поисками попутного транспорта для поездки на рыбалку, но результата всё не было. Все соскучились по рыбалке на взморье, и свободных мест не находилось. Я знал, что Игорь к этому времени продвинулся по работе, стал большим начальником, очень хорошо зарабатывает. Отношения между нами тоже изменились — стали прохладнее, без былой простоты и искренности. Меня всё подмывало позвонить ему и напроситься в команду. Я имел в виду, что у Игоря на работе есть небольшой грузовичок-вездеход, специально оборудованный для зимней рыбалки, но что-то сдерживало меня. Подсознательно я ждал, что вот раздастся звонок и он сам, как бывало, пригласит на рыбалку. Вечером, после работы, я несколько раз брал в руки телефон, но каждый раз какое-то неведомое, тревожное чувство останавливало меня, и на связь с Игорем я так и не вышел.
На следующий день к вечеру по местному телевидению сообщили, что в дельте провалилась под лёд машина с рыбаками и несколько человек погибли. Ещё через день стало известно, что среди утонувших был и мой товарищ.
На похоронах, а потом и на поминках, я узнал, что в той злополучной машине был и Володя, но ему удалось спастись. Оказалось, что машина провалилась в протоке Алексиной, в том самом месте, где несколько лет назад стоял на якоре наш катер и где мы вытащили Игоря из бешеного весеннего потока. Возвращаясь с поминок, я с грустью размышлял о превратностях жизни, о магическом совпадении, о знаке судьбы, который мы не разгадали, о счастливой интуиции, которая и на этот раз выручила, не дала мне позвонить другу и опять отвела от беды. О своих соображениях я никому говорить не стал.
Ровно через год отмечали годовщину гибели Игоря. За поминальным столом я сидел рядом с Володей. Застолье близилось к концу, и тут, явно смущаясь, подвыпивший Володя напомнил мне о том случае весной, на Алексиной, и о своих размышлениях по поводу невероятного совпадения, и о знаке судьбы, которого он не понял, и в результате погиб друг.
Я как мог успокаивал его, но свои аналогичные мысли по этому поводу озвучивать не стал, словно опасаясь, что нас кто-то может подслушать.