Василе вдруг ощутил, что всей душой ненавидит и мерзкий источник наживы, и тех двух крестьян, которые только что о нем толковали, и трактирщика Штефэнеску, расхваливавшего «Архангелов», и даже дорогу домой и всех местных жителей, которые, как ему казалось, поголовно заражены жаждой золота.
Только к утру он задремал и во время короткого сна видел гигантское пламя, которое представилось рудокопу Василе Рошка. Пламя это было устрашающих размеров и обволакивало целиком все небо, оно витало в воздухе и, опустившись на землю, выжигало леса. Василе проснулся весь в поту, услышав в семь утра стук в дверь.
III
Работник священника Мурэшану Иеротей въехал во двор трактира еще затемно. Он распряг горячих лошадок, завел их на конюшню, положил в ясли по охапке сена и, набросив им на спины расшитые красным узором попоны, вышел во двор. В гулкой ночной тишине слышались только вздохи лошадей в конюшне да храп возчиков, которые спали в телегах, завернувшись в бараньи тулупы. Иеротей набросил на широкие плечи мохнатый кожух и, сев на край брички, принялся скручивать цигарку. Апрельские ночи в горах были куда как свежи. Но Иеротею не было холодно, и он, затушив окурок, решился было вздремнуть, но сон все не шел. Ворочаясь под кожухом, он едва дождался рассвета. На заре напоил лошадей, подложил им в ясли остатки сена и, увидев служанку, открывавшую окно на кухне в трактире, нетерпеливо закричал:
— Эй, эй! Слышь, дорогуша! Господа проснулись?
Служанка ничего не ответила. Ее растрепанная голова и опухшее после сна лицо тут же исчезло в окне. Но вскоре она вышла во двор, чтобы открыть курятник.
— Господа проснулись, слышь, соседка? — снова спросил Иеротей.
— Дурак! — сердито отрезала служанка. — В такую рань они не встают!
— А стаканчик ракии мог бы я получить?
— Буфетчица еще не подымалась, — проговорила служанка и выпустила на волю кур, которые, клохча, тут же заполонили весь двор и принялись копаться в остатках сена и в навозе под телегами.
— Могла бы и ты поднести стаканчик, ведь не задаром прошу, — повторил просьбу Иеротей.
Служанка сердито взглянула на него и промолчала, сочтя, что этот мужик лет сорока с лишним, с седеющими усами и лицом, изборожденным глубокими морщинами, ведет себя чересчур нахально.
— Не сердись, — примирительно заговорил Иеротей, — не можешь — не надо, подождем, когда проснется буфетчица. Ты вот что мне скажи: наш-то домнишор приехал?
— Какой такой домнишор? — нахмурила брови служанка.
— Домнул «минарист», сынок попа из Вэлень. Я за ним приехал.
Девушка вдруг с любопытством поглядела на Иеротея.
— А ты из Вэлень?
— Было б хорошо, если бы не так, да вот нет, — обстоятельно ответил Иеротей и, заметив знакомую коляску, добавил: — А эта вроде бы нашего письмоводителя.
— Да, домнула Родяна. А правда, что он за неделю двадцать килограммов золота добыл?
— Кто?
— Домнул письмоводитель.
— Он — нет, рудокопы его, — убедительно произнес Иеротей.
— Кучер домнула Родяна со вчерашнего утра из корчмы «Под тремя дубами» не вылезает.
— Хм! Ему можно! — отозвался Иеротей.
— Значит, правда? — переспросила служанка, подходя поближе к Иеротею.
— Что правда?
— Что от хозяйского золота и слугам по капельке перепадает?
— Кому с сот медок, а кому — лизни сапог? Так, что ли? — уклонился от прямого ответа Иеротей.
Девушка вздохнула и направилась к крыльцу. Она жалела, что не поверила кучеру письмоводителя. Вчера после обеда послал ее домнул Штефэнеску, трактирщик, искать «этого прохвоста», который бросил на целый день своих лошадей. Набегавшись, она нашла «прохвоста» в корчме «Под тремя дубами». Кучер гулял, а два цыгана играли ему на скрипках. Кучер, не долго думая, стиснул ее в объятиях и сказал: «Черт с ними, с лошадьми! Садись-ка рядом! Пир закатим такой…» — и показал ей тугой кошель. Вот дура-то была, что не осталась! Могла бы получить из этого кошеля несколько злотых. Остановившись перед лестницей, она обернулась к Иеротею:
— А ты сам не работал у «Архангелов»?
— Нет! Я — нет! — безнадежно махнул рукой работник. — Я в этом деле ничего не смыслю, а то ходил бы я у попа в работниках, как же!
Девушка резко повернулась на каблуках и исчезла на кухне.
Чуть позднее проснулась буфетчица. Иеротей выпил долгожданную стопку ракии.
— Домнишор из Вэлень встал уже? — обратился он к трактирщице, которая, казалось, была не в духе.