Видя перепуганные лица женщин, ни Гица, ни Враниу даже не намекнули о величине долгов Иосифа Родяна. Доктор Врачиу только вскользь заметил:
— Все не так страшно, как может показаться! В конце концов мы же с вами. Все еще уладится.
— И не только мы, — чрезвычайно серьезно поддержал его Гица, — От нас одних помощь невелика. С нами бог. Тех, кто хочет жить по справедливости, бог никогда не оставляет.
Все замолчали. Слышно было только неровное после слез дыхание.
— И какой толк от богатства, — снова заговорил Гица, — если в доме от него одно беспокойство? Ну скажи, мама, разве была ты счастлива? Разве не лучше, если заботы и хлопоты твои уменьшатся? Ведь чтобы жить, и куска хлеба достаточно, а кусок хлеба есть и у последнего нищего. А из-за того, что сверх необходимого, стоит ли впадать в отчаяние? Рано или поздно мы все равно все здесь оставим, в загробный мир уходит одна душа.
Марина тяжело и протяжно вздохнула.
— Да разве я о себе? — всхлипнула она, и глаза ее снова наполнились слезами.
— Знаю, — тихо проговорил Гица, — о дочерях, об отце. Но дочери твои еще достаточно молоды, чтобы найти в жизни цель и жить ради нее. А Эленуце и искать этой цели не надо.
Эленуца покраснела и опустила голову. Старшие сестры с любопытством посмотрели на нее, а мать переспросила:
— Эленуце?
— Да, — закивал головой Гица. — Эленуца выйдет замуж за Василе Мурэшану. Он уже и приход получил. - Он повернулся к старшим сестрам. — Нехорошо, что вы и после случившегося продолжаете задирать нос. Стыдно, что отец так грубо повел себя с этим достойным юношей. Так что об Эленуце, мама, можешь не беспокоиться. Василе Мурэшану стоит десятка таких адвокатов, как Албеску и Тырнэвян, которые, почуяв, что богатство растаяло, тут же бросили своих жен, — разве можно доверять таким людям?
Доктор Врачиу стал рассказывать последние домашние новости, но слушали его только Гица, Иосиф и доамна Марина. Эленуца ускользнула, чтобы в одиночестве насладиться счастьем, которое посулил ей Гица, а старшие сестры заперлись у себя, чтобы на свободе излить свою злобу.
Врачиу продолжал рассказывать, надеясь, что доамна Марина в конце концов улыбнется. И зять и сын от всей души ей сочувствовали. Вдруг мать обернулась к сыну.
— Дела, значит, хуже некуда? — спросила она.
— Некуда! Но ты не отчаивайся. Дом купим мы с доктором.
— Дом? Какой дом? — с удивлением спросила Марина.
— Видишь ли, продажа одного вашего имущества не покроет всех долгов. Отец просто безумец. Но, как говорится, после драки кулаками не машут. Слава богу, есть еще я, доктор, будет скоро и Василе Мурэшану, священник из Телегуцы. Дом мы отстоим. Купим его с доктором. А Эуджения с Октавией могут переехать ко мне…
— Или к нам, — вмешался доктор.
— И вы тоже можете жить у нас. Заживем тихо, мирно, — закончил Гица.
Мать ничего не сказала в ответ. Встала, пошла на кухню и на скорую руку стала собирать поесть. Готовить обед было уже поздно, часы показывали два часа дня.
Иосиф Родян подошел к столу. И внешне и внутренне он казался совершенно спокойным.
— Ну, как, кончили байки рассказывать? И со слезами тоже покончено? — спросил он и, не удержавшись, задал вопрос, все время вертевшийся у него на языке: — А вас какая нелегкая принесла именно сегодня?
— Нам, отец, сообщили о торгах. Вот мы и решили, что не худо бы нам принять в них участие.
— Плохо, что вы приехали, — мрачно проговорил отец.
Ни сын, ни зять не решились подробно рассказать ему, что ожидается на аукционе, хотя Гица был уверен, что отца это очень интересует.
Около трех часов появились наконец представители закона. Трое чиновников вошли во двор Иосифа Родяна в сопровождении целой толпы рудокопов. И вскоре просторный двор был уже на треть заполнен народом. Любопытные без стеснения вошли к управляющему «Архангелов».
Все рудокопы были одеты по-праздничному: в белых вышитых рубашках, в лаковых сапогах, мягких черных шляпах с узенькими полями, трижды обвитых золотой змейкой. Толпа кипела: все оживленно переговаривались, перешептывались, сходились группками человек по пять-шесть и снова расходились: последние советы и переговоры перед решающим часом. Люди, вытягивая головы, внимательно смотрели туда, где стояли блюстители закона и исполняющий обязанности примаря Прункул.
Солнце еще не спряталось за высокие горы, и во дворе было светло.